За любой кипишь окромя голодовки
Это б*ядь тяжело!
Смотришь старый текст и начинаешь себя ненавидеть. Режешь старое до крови, медленно нарашиваешь новое. И каждый раз перечитываешь и перечитываешь.
А мысли-мысли!
"Нет, этот кусок ломает мозг!..."
"Кактус, ты вообще в курсе, что такое "композиция"?... "
"Откуда эта хрень здесь вылезла?"
"Сюжет! Сюжет оставь в покое!"
"Ладно меняй, но помни! В файлик, бляха муха, запиши! "
"Нечего делать? Иди редачь!"
"Хочешь есть? Иди редачь!"
"Хочешь спать? Спи на клавиатуре! И то путней выйдет, чем когда в сознании!"
"У тебя в главе осталось только три страницы? Хммм... Ещё пять тысяч знаков."
"Тебя тошнит от вордовских страниц? На солёное не тянет? Рожай уже текст!"
"Мне стыдно за тебя и за себя..."
читать дальше
Глава 1.
После бури.
***
По Пустыне прошла буря. Зародившись в районе между Фелицией и Империей, она размашистым вихрем докатилась до Запретных гор и разбилась о природные стены, засылая песок и пыль далеко на север. Камень, дающий отпор стихии, за тысячу лет потерял всякий намёк на плодородную почву, обратившись голой скалой. Поглощая тепло днём и легко прощаясь с ним ночью, он спекался и трескался. Порывы ветра забивали трещины и расщелины песком, но стоило стихии ослабнуть, как частички пустыни бежали обратно к матери, скатываясь по наклонным поверхностям, где-то образуя целые ручейки, местами наполняя природные резервуары, перетекая через край, превращаясь в кремниевые потоки, грозящие убийственной тяжестью и беспрестанной изменчивостью.
Плоть возвращалась к прародителю, будто кровью вытекая из ран природных стен, крошка за крошкой отбирая у скал их твердь и целостность. Метаморфозе, начавшейся более тысячи лет назад, было ещё дольше до завершения.
Когда-то здесь царствовала жизнь и чувствительный ко всему прекрасному разум. Были построены города, увековечившие своих создателей. Древние руины ещё поднимались стертыми костями то там, то здесь. Песок затопил подземные пустоты, убивая всё то, что чудом пережило атаку морского народа. Сама пустыня представляла собой жуткий зарубцевавшийся шрам от катастрофы, поминаемой теперь только в легендах и песнях.
***
Обычно у Коты всегда было дело, а если и нет, то метлу в руки и вперед. Двор большой – пыли много. С лихвой хватало на день-другой.
Худенький пятнадцатилетний мальчик не жаловался, хотя порой часами прохаживал под палящим солнцем. Светло-льняную макушку изрядно напекало, но у него никогда не случалось тепловых ударов или ещё каких-нибудь вредных последствий долгой работы на солнце, что удивляло немногих знакомых.
Когда Кота был маленький, жрица не позволяла ему играть с перевертышами из селения, а если и отпускала куда, то только надавав множество поручений, так что времени перекинуться парой слов со сверстниками не было.
Работа, одна работа! Невольно привыкаешь к бесконечному ряду поручений. Особенно, когда никто не торопится потревожить обычное течение повседневных хлопот. С пылью и песком их только прибавлялось...
Усердно промахав метлой целый час, мальчик остановился передохнуть.
Дневное светило привычно припекало. Безоблачное небо по детству пугало мальчика своей высасывающей бездонностью, но не теперь. Сейчас он мог бы бесконечно смотреть в глубокую синеву, но стоять без дела было рискованно: у жрицы одно только развлечение – наблюдать за молодым послушником и делать едкие замечания, если её что-то не устраивает.
От храма вниз шла длинная широкая лестница. Где-то на середине она пускала ответвление в сторону – к поселкам, спрятанным от разрушительных бурь и иссушающих ветров пустыни за природным барьером. Основная - более древняя - часть подъёма далеко внизу уходила в песок. Храм в противовес мирской осторожности встречал бурю лицом, подтверждая своё высокое положение.
За тысячелетие его несколько раз почти сносило. Обветшалый вид святого места стал традиционным, и алтарь стоял исконный. Облизанный ветрами и закалённый палящим лучпми он хранил святость и память Создателя.
Цветочный орнамент, с самого начала вырезанный заботливыми руками, превратился в непримечательные бугорки. Оббитые края сгладились. Время лишало памятник углов и граней, будто отбирая единственное, оружие, которое было ему доступно.
Помимо веры, конечно. Но и та поиссякла. Теперь о храме вспоминали только в праздники. В такие дни здесь было не протолкнуться. К монолиту собирались все перевертыши долины, прячущейся за скалистым валом. Горный народ заполнял не только храмовые земли, но и ближайшие леса, также защищенные от пустыни непреодолимой преградой.
Куда делись надоедливые паломники, о которых сохранилось столько забавных историй? Где гордые вожди, что в былые времена наведывались в храм на каждую смену сезона с щедрыми подношениями? На алтаре теперь покоились только фрукты, овощи да целебные травы. Даже молока не было.
Коту не пускали охотиться: как любой другой мужчина, он не мог провести обряд очищения самостоятельно, а у нынешней жрицы на это просто не хватило бы сил. Другие церемонии тоже по большей части забросили. Почти век прошёл с тех пор, как хранительница алтаря в последний раз одарила своей милостью достойного мужа и перешла на новую ступень служения. Храм старел без притока молодой крови, подходящей же девочки в своё время не нашлось.
Одна её старость уже заслуживала уважение. Мальчик не знал, сколько хозяйке лет, но за тот десяток, что Кота провёл здесь, она ни капли не изменилась. Женщина могла бы попросить помощи у селян – ведь там, наверняка нашлись бы подходящие девушки – те, у кого в роду были сыновья Храма. Принять одну или двух в обветшалый чертог и передать знания – всё было, лучше, чем кануть в лету, унеся с собой великое наследия.
Жрица даже слышать не желала о подобном и, будто в отместку, выдавала Коте ещё с десяток лишних поручений, стоило тому только заикнуться.
Алтарь всегда охраняли только прямые потомки Проматери, и жрица была последней из них.
Род Пустынного храма угасал уже порядка трехсот лет, и теперь процесс достиг конечной стадии.
Паренек посмотрел в синюю даль, колышущуюся жарким маревом. Очищенный ненастьем воздух был прозрачен, но искажал и без того непостоянные черты пустыни.
И не поверишь, что весь вечер и полночи бушевала буря.
Воспоминания Коты о их первой встрече со стихией были невероятно прекрасны и вместе с тем заставляли содрогаться от страха. Огромная взвесь темно-бурого песка, поднятая ветром, тащилась к храму в своём извечном стремлении разрушить и сломать.
«Очистить и дать дорогу чему-то новому…»
Темный вихрь снова был перед его глазами. Сверху у храма слышен только шелест песка и завывания ветров, но Кота никогда бы не смог забыть жуткий гул и связанный с ним образ. Мальчику было пять лет. Он только попал в храм и первым же его заданием стал спуск в самый низ лестницы – к Пустыне.
Жрица знала, с чем он столкнется, и даже не подумала предупредить. Кота хорошо запомнил дорогу к верной смерти – каждую мелочь: стертые ступени, сухую траву, пробивавшуюся меж камней, щели в скалах забитые песком – мертвая земля. Не верилось, что за горой долина, славящаяся буйной растительностью и плодородной почвой.
Тогда он спустился вниз, наглотавшись пыли и песка, но путь назад казался нереальным. Волосы мальчишки встали дыбом не сколько от завывающего ветра, сколько от давящего напряжения. Песок превратился в струи, без остановки хлещущие по телу, защищенному лишь тканью одежды. Воздух искрил от мелких разрядов. Кота шёл дальше, пройдя периферию и фронт, - к самому центру.
Порой мальчишке казалось, что это был просто сон.
Кота очнулся в храме. Буря слизала изрядную долю кожи и плоти, но говорили о том, что и костями она редко брезговал, уничтожая всё живое на своём пути. Мальчишку спасла регенерирующая способность, проявляющаяся у детей сильнее, чем у взрослых, и кое-что ещё, что встретило его в самом конце пути.
Он был слеп и глух долгую неделю. Жрица ухаживала за ним. К тому времени, когда чувства начали возвращаться, ребёнок потерял голос от нескончаемых стонов и рыданий.
Кошмар остался в прошлом. Кота был жив и здоров, шрамов почти не осталось - только на правом плече глубокий рубец обещал испортить племенной орнамент, которого у мальчишки ещё не было...
- Поторапливайся, - скрипучий голос выдернул перевертыша из воспоминаний.
- А?... – пелена спала с глаз.
В руках была всё та же метла, а небо пустыни радовало умиротворяющей чистотой.
– Да, конечно, – ответил паренёк в сторону храма.
Мальчик быстро смёл остатки песка и пыли.
Только у самой арки, обозначающей вход на территорию храма, он заметил, что по основной лестнице гораздо ниже единственного ответвления поднимается чёрная точка путника.
***
Её душили горячие запахи пыли и песка. Солнце только клонилось к закату, а Рифок уже устала проклинать себя за слабость. Не она одна воплощала в себе несовершенство задумки древних предков – в нынешние времена осталось мало перевёртышей, которые равнялись бы ловкостью и выносливостью с предыдущими поколениями. Даже храмовые служители не могли похвастаться чистотой родословных, что уж говорить о вождях и тем более об остальных.
Желтый круг дневного светила не щадил дочь племени. Пот стремительно испарялся, оставляя светлые пятна на одежде. Голову пекло, но перевёртыш вместе с проклятиями возносила благодарности своей бабке Шими за то, что та по молодости сбегала в соседнюю деревню, где зачла своего первенца – от деда по материнской линии Рифок унаследовала шапку рыжих кудряшек, которая сейчас спасала девушку от солнечного удара.
О том, чтобы отослать её в Храм, глава, которому Рифок приходилась племянницей, заговорил ещё в прошлую смену сезонов. Так получилось, что рыжий избранник Шими был сыном Храма. Мальчиков жрицы рожали редко – они не могли долго оставаться при матерях. Детей воспитывали в близлежащих деревнях. И если рождался в храмовом роду мужчина, то он становился воином из воинов, так что свою блудливую бабку Рифок вполне понимала. Вот только расплачиваться по долгам бестии, давно отошедшей в мир иной, внучка нисколько не хотела.
А был ли выбор? Пойти против воли главы племени, а потом пусть внуки расплачиваются за ошибки на сей раз её молодости? Спасибо родичу и на том, что нашёл ей цель, на которую жизнь потратить не жалко, а то блуждала бы по окрестностям, как неприкаянная мать, искала бы покоя. Смогла бы она тогда, наконец, понять: кто она?
Глава сказал: «Будешь послушницей», - значит, так тому и быть.
Рифок остановилась отдышаться. Зачем нужно делать главную дорогу со стороны пустыни? Испокон веков храм посещали только жители долины, но за это время узкая тропинка, примыкавшая к основному пути гораздо выше середины, так и не смогла разрастись вширь, чтобы пропустить за раз больше двух трущихся плечами путников. Выдолбленная в скале она забирала песок, приносимый бурями и так же быстро отпускала его, струящимся по наклонной. Девушке казалось, что она идет по горной речке против течения. Ноги местами вязли по колено. Песок и жара вытягивали последние силы, близкие каменные стены душили больше сознание, чем тело.
И вот за очередным поворотом наконец-то замаячило светлое пятно выхода из коридора на большую дорогу. Здесь песка было больше. Хрупкий баланс удерживал нанесенные ветром песчинки. Рифок в почти бессознательном состоянии слишком поздно заметила, что земля уходит из-под ног. Внезапно усилившееся «течение» уложило её на горячий песок, а кремниевая волна накрыла с головой.
Она хотела вскрикнуть, но только набрала полный рот песка. Дочь племени забарахталась, надеясь выскользнуть на поверхность, но масса давила всё сильнее, мелкие обломки скал и песчинки забирались под одежду, царапали и жгли кожу. Медленно её толкало вниз, вместе с потоком.
«Не вдыхай! Даже не пытайся!» - тяжесть песка не давала ей шанса совершить подобную глупость.
Всё произошло слишком быстро и на заброшенной дороге.
Воздуха в лёгких хватило на ничтожно малое время, и мозг начал погружаться в паническую агонию.
***
Вся короткая жизнь была заключена в прозрачную сферу. Чувства, мысли и воспоминания – свидетельства шестнадцати прожитых лет – вместо того, чтобы выстроиться в логичную цепочку и пройти перед глазами по порядку, накладывались друг на друга. Она одновременно ощущала себя маленьким ребёнком, девчонкой-сорванцом, глупенькой дурочкой только созревшей, для продолжения рода, и перевёртышем, придавленным песком...
Заключённая в невидимых границах девушка сходила с ума от океана образов и звуков, захлестнувших разум.
Рифок переживала каждый момент, так будто происходил он здесь и сейчас. Радость, нежность, робость, презрение, гнев, стыд и множество не менее сильных чувств будто вязкая топь утягивали её всё глубже. Перевёртышу хотелось сбежать из странного места. Девушка билась о границы, и от каждого удара те становились всё тоньше и тоньше. Только когда они стали почти неощутимыми, дочь племени обратила внимание, что за ними.
Высасывающая бесцветная пустота, способная легко разорвать, испугала больше, чем внезапно нахлынувшее безумие. В её ушах звучали тысячи фраз и предложений, произнесённых в разное время её родными и близкими, чужаками и врагами, но девушка понимала, что сойти с ума от вечных повторений гораздо лучше, чем раствориться в холодном вакууме.
Стенки тоньше плёнки мыльного пузыря ещё защищали её, но равновесие могло нарушить любое лёгкое прикосновение.
Вне сферы бродит лишь Создатель. Он ищет детей своих, покинувших мир, и дарит им чудо перерождения или извечный покой.
Рифок всей душой желала, чтобы агония прекратилась, и вместе с тем боялась неизвестности.
Внезапно сферу будто накрыло серебристым сияющим покрывалом. Уничтожающая пустота не исчезла, а будто отдалилась. Стены, оберегающие Рифок, стали крепче и надежнее. Неведомый защитник вернул мысли и ощущения в должный порядок.
Теперь она четко осознавала, где находится: восприятие возвращало её в реальность наполненную горячим ветром и шелестом разгребаемого песка.
***
Рифок кашляла до тошноты. На зубах противно скрипел песок. Наполовину закопанная она искренне радовалась горячему воздуху, который теперь свободно мог проникать в лёгкие. По крайней мере, когда она снова сможет дышать. Девушка часто моргала: глаза слезились из-за попавшей в них пыли.
- Я жива, - удивилась перевёртыш.
Её спаситель сидел на песке, скрестив ноги. Под слишком широким комбинезоном угадывались черты его истощённого тела. Маска закрывала почти всё лицо, оставляя незащищенным только серый от пыли подбородок с черной полосой потрескавшихся губ.
Выход из коридора к широкой дороге стал дальше метров на двадцать – ровно столько её протащило в песочной массе. Поцарапанные обожжённые щёки защипало от солёной влаги. Рифок задрожала и забилась, пытаясь выбраться из ловушки Пустыни: ей начало казаться, что земля снова зыбка и непрочна.
Незнакомец, подобрал накидку, оставленную рядом, и встал. Он направился к главной лестнице, как ни в чём не бывало, когда девушка, преодолев панику, всё-таки смогла закричать.
- Стой!
Спаситель повернулся к ней.
- Я… - пытаясь совладать с собой, Рифок начала выбираться из природного плена. – Я благодарю тебя, - голос предательски дрожал.
Она умолкла. Незнакомец снова попытался уйти, но освободившаяся девушка подалась вперёд и успела ухватить его за ногу - до чего же та оказалась худой. Спаситель, посланный самой судьбой, снова повернулся к ней. Рифок всё ещё не могла встать и продолжила, сидя на земле.
- Спасибо тебе, - лепетала она ритуальные слова. – Мой долг будет оплачен, как только ты пожелаешь, - девушка закончила фразу и отпустила его.
Незнакомец повернулся к ней и присел на корточки. Путник провёл рукой, спрятанной в перчатку, вдоль своей шеи к подбородку и завершил жест, раскрыв ладонь у рта, а потом отрицательно помотал головой.
Она иступлено смотрела на спасителя, пытаясь понять, что он пытается донести. Из глаз всё ещё текли слезы. Грудь девушки судорожно вздымалась…
- Не… Не можешь говорить? – голосу Рифок вновь возвращалась уверенность.
Она понимающе кивнула. Незнакомец не мог завершить ритуальную речь. Девушка чувствовала, как произнесённые слова замерли в подвешенном состоянии. В таких ситуациях мог помочь только глава племени или жрица Храма, которым принадлежал обязательный участник. И никакая причина – даже смерть – не могла стать оправданием незавершенности. Таков был закон.
- Ты идёшь в храм? – её ещё била мелка дрожь.
Он утвердительно кивнул.
- Я тоже. Там… - она в последний раз судорожно вздохнула. – Там мы и завершим.
***
Кота переминался с ноги на ногу.
Гости не торопились. Двое путников были вымотаны долгим подъёмом и жарой.
С самого начала мальчик видел только мужчину, поднимающегося от подножья. Кота было подумал, что пыль в глазах да горячее солнце сыграли с ним злую шутку, растеребив надежду, но черная точка ползла по лестнице и лишь ненадолго исчезла из поля зрения, чтобы вернуться с попутчицей.
Девушка шла с непокрытой головой, и это было плохо. Парнишка сбегал к роднику и притащил к выход целую бадью воды, прекрасно представляя, каково путникам в затянувшемся подъёме.
Он не смел оставить храм – жрица бы пришла в ярость не окажись Кота рядом, когда бы она его позвала. Так что мальчишке только и оставалось, что ждать гостей на пороге.
Минуты перетекали в часы. Солнце двигалось через небосвод, опускаясь к горизонту у него за спиной.
- Дитя Пустыни придёт вслед за бурей,
Сломает привычный порядок вещей…
И всё, что было ошибкой судей,
Утонет в потоке старых дней…
Кота перестал следить за гостями. Его внимание рассеялось вдоль линии горизонта. Океан песка больше вдохновлял на мысли о вечности, чем о переменах. Вот если смотреть на морские волны, с отвагой бросающиеся на берег, то только и думаешь, что о силах, меняющих мир.
«И что же древнее: холодные волны или горячие пески?»
Он закрыл глаза, открывая другие свои чувства. Сухой воздух, наполненный запахами пустыни. Далёкий шелест стекающего со скал песка. Солнце, касающееся горячими лучами загорелой кожи и светло-серой храмовой одежды.
На юге оно было беспощадно. Людям, заселявшим плоскогорье, приходилось несладко: они строили под землёй целые города, не решаясь выбраться на поверхность.
Кота родился и вырос в Запретных горах – за всю жизнь он ни разу не встречал людей, но много слышал о них. Ему рассказывали, что внешне те мало отличались от перевертышей. По крайней мере, от нынешних. Различия уходили в прошлое вслед за Высшими, которых не осталось вовсе.
Жизнь детей Создателя сломалась тысячу лет назад, и теперь они смиренно доживали свой век, вспоминая былую славу.
Старики кляли морской народ, обвиняя его во всех бедах. Кто-нибудь раз-другой поминал Мредмерийскую Волну, в одночасье забравшую достойнейших. Молодые, знать не знали, как было раньше, поэтому спокойно жили, не ища виноватых в прошлом. На долю нового поколения и без того перепадало немало боли.
Соседние страны обеспечили горам изоляцию с северо-запада и юго-востока. Два океана, водный и песчаный, закрывали перевёртышам другие пути. По всем законам Запретные горы с её «коренным» населением признавались как свободные территории, однако близился тот день, когда уже не найдётся предводителей, способных отстаивать Обитель Создателя.
Близился день, когда люди, аристократы, последователи Святого Потока и даже проклятые мредмерийцы явятся сюда, чтобы поглумиться над ними. Вспомнить их пылкие клятвы отомстить за падших сородичей и спросить: «Где же он? Где ваш Избранный?»
Кота открыл глаза. На лестнице рядом с ним стоял бледный образ, лишенный чётких черт. Почти прозрачная тонкая фигура немного выше, чем юный перевёртыш.
Мальчик слабо улыбнулся.
- Ты снова разделяешь нас, - фигура расположилась на горячих ступеньках, показав, что готова к долгому разговору. – Не боишься, что заметят?
- Мне так удобней…
- Что тебе нужно от меня? – голос был бесцветным, но насколько Кота знал перед ним была женщина.
Иммиладрис – душа и воплощение одной из Высших – часто была его единственным собеседником. Послушник имел малое представление, на что способен призрак прошлого. Их совместное существование началось в Пустыне, куда старая жрица отправила непрошенного нахлебника в первый же день. Хозяйка храма и представить не могла, чем всё обернётся.
- Пророчество…
Призрак засмеялся раньше, чем мальчишка успел произнести слово. Древняя прекрасно слышала песню, мало того - Имиладрис пела вместе с ним.
- Так вот откуда твой романтический настрой, - её смех звучал тихим эхом прошлого. – Ты всё надеешься, что я буду давать тебе подсказки? Буду как из ящика вытаскивать ответы на ещё не заданные вопросы?
Мальчик вздохнул. Попытаться стоило, пусть завершилось неудачей.
Имиладрис ждала, что снова растворится в воздухе, но мальчик не собирался отпускать её так просто.
- Я очень долго не чувствовал тебя сегодня, - начал он. – Давно ты не уходила на такой долгий срок.
- Мне надо иногда сбегать из этого тела. Потребности твоей юности заставляют меня вспоминать о тех, что когда-то будоражили мой разум.
- Что ты делала?
- Искала достойного вождя… - гордо заявила она.
- О, Создатель, - мальчик прикрыл лицо руками.
Сновидения они делили также как и тело. Коте порой было интересно наблюдать о похождениях призрака прошлого, но с недавних пор по ночам их стали навещать мужские образы. Близилась смена сезона, а Кота снова рос. Мальчик не понимал откуда в его сердце появилась непонятная тоска и почему тело стало более чувствительным к прикосновениям, в то время как мудрая Древняя прекрасно всё осознавала.
- Мне было нужно, - добавила она.
Послушник и Высшая вместе посмотрели вниз. Путники скрылись за одним из выступов скалы.
- Ты его отыскала?
- Он сам меня нашёл, - женщина подалась назад, облокотившись о ступени.
Её образ потихоньку растаял, но ощущение чужого присутствия осталось. Десять лет Кота жил, смирившись с этим чувством. В конце концов, его существование должно было оборваться давным-давно там, в самом низу, где ступени старой лестницы уходили в песок.
***
- Добро пожаловать, дочь племени, - светловолосый паренёк протянул Рифок чашу с водой.
Уставшая девушка приняла её с благодарностью. Вода приятно охладила воспаленное сухое горло. Она пила огромными глотками, всё больше наклоняя чашу. Струйка воды полилась из уголка рта девушки.
Другой гость быстро стянул перчатку и собрал стекающую жидкость в ладонь. На каменные ступени не упало ни капли. Девушка оторвалась от чаши и непонимающе посмотрела на спасителя.
Через затемнённое стекла маски невозможно было разглядеть его глаз, а сухие губы так и оставались чёрной неподвижной линией.
Недолго думая, он запрокинул голову и вылил капли себе в рот, открыв его в первый раз после их встречи. Черный провал с сухими пеньками заострённых зубов, казавшихся длиннее, чем у обычных перевёртышей, наводил на мысли о чём-то сверхъестественном.
- Простите, - спохватился послушник до сих пор не способный оторвать глаз от молодой девушки. – У меня есть ещё чаша, - он быстро подобрал посудину поменьше и наполнил её из стоящей рядом бадьи.
Незнакомец замер, не решаясь притронуться к блестящей от воды чаше. Он вздохнул чуть громче и завёл освободившуюся руку за голову. Сухие морщинистые от обезвоживание пальцы медленно прошлись по креплениям головной защиты. Под нагромождение ослабленных ремней показались растрёпанные темно-каштановые волосы. Он стянул маску, в первый раз показывая своё лицо.
Страх сковал Рифок. Мальчишка рядом тоже заметно побледнел. Улыбка сползла с лица послушника, но он всё также протягивал чашу, пусть его руки и задрожали.
«Как нужно мучить живое существо, чтобы оно дошло до такого?»
Пепельно-серая кожа плотно облегала скуластый череп. Она была почти прозрачной и неспособной скрыть узор черных пульсирующих сосудов. Щеки впали настолько, что были отчетливо видны ряды зубов. Почерневшие впадины под бровями блестели живыми немигающими глазами. Нос и уши были страшнее всего. Они казались гораздо меньше, чем должен были быть, и были сплошь покрыты сетью черных капилляров. Крылья ноздрей трепетали от дыхание как бумага на ветру, мочки ушей истончились до такого же состояния.
Рифок с трудом оторвала взгляд от своего спутника. Она честно пыталась отдать своё внимание чему-нибудь другому, но жуткий ночной кошмар стоял рядом. Мало того - он спас ей жизнь.
Реакция послушника несколько изменилась. Он унял дрожь, в его фигуре появилось какое-то неуловимое достоинство. С лица спала гримаса ужаса.
- Рад приветствовать тебя, дитя Пустыни.
Пришелец взял чашу из протянутых рук.
Глава 2.
Опасность с севера.
***
Он стоял на серебристой поверхности и удивлённо смотрел вверх. Приятный сиреневый оттенок радовал душу.
Что за удивительный мир, где небо, будто на детском рисунке, отделено от земли пустотой?
Пришелец огляделся по сторонам. Его не оставляло странное ощущение чужого присутствия. Множество глаз смотрели в ожидании: на него, на небо, в серую пустоту, что заменила воздух.
Оправдывая их надежды, сиреневая плоскость подёрнулась рябью, набрякла фиолетовой краской. Отделившаяся капелька понеслась к земле и рухнула на неё с такой силой, что серебро заколыхалась, расходясь кругами. Случайного свидетеля волны не коснулись, но теперь общее внимание было приковано к происходящему в точке, куда упал кусочек неба.
Гладь земли засияла, засверкала, вбирая в себя энергию, и наконец «выплюнула» ответную каплю.
Пришелец запрокинул голову, чтобы понаблюдать, как отреагирует небо, но то безмолвно приняло отдачу, не претерпев никакой метаморфозы. Тогда единственный обитатель мира двинулся дальше, надеясь найти ещё что-нибудь интересное.
Он не сделал и двух шагов, как прямо перед ним заколыхалась земля и «обронила» на небо свою серебристую капельку. Процесс повторился с точностью наоборот.
Когда сиреневая частичка растворялась в глади, он успел заметить, что цвет последней почти неуловимо изменился. Преобразование стремительной волной прошло по всей плоскости, и мир перестал быть прежним.
Гость снова глянул вверх, пытаясь вспомнить, как выглядело небо до первой капли, и пошёл дальше. Осторожно ступал по зыбкой земле, обходил вскипающие участки, старался не попасть под небесные капли. Любуясь процессом, он забыл о наблюдателях, и даже не сразу понял, что один из них стал материальным.
Смуглый курносый мальчик с белыми как снег волосами с любопытством изучал пришельца. Он гордо сидел, не беспокоясь о случайных каплях. Его глаза были такого же цвета, как небо.
Гость понял, что перед ним сам повелитель странного мира. Пришелец медленно опустился на землю и сел, скрестив ноги.
Казалось, они целую вечность смотрели друг на друга. Земля все больше и больше становилась похожа на небо, небо – на землю.
Порой казалось, что один из них хочет заговорить. Пришельцу даже подумал, что узнаёт хозяина мира: они виделись раньше и не раз. Они знали друг друга, как знают хорошие друзья.
Их опора цвела сиренью, когда гость понял, что время пришло.
Крошкой аметиста он помчался вниз, чтобы утонуть в ртутном океане.
Жуткий вопль взорвал пустоту и мир содрогнулся. Серебрённый океан пошёл волнами. Плоскость теряла своё совершенство, покрываясь буграми и разрывами.
Серебристое небо кипело, и шквал эмоций захлестнул пришельца.
Всё неправильно. В расчёты прокралась ошибка. Законы перестали действовать. Порядок нарушен. Тысячелетия работы впустую. Они провалились.
И он просто упадёт.
Упадёт и разобьётся об изуродованную реальность.
***
Империя выставила против бунтующих регионов три легиона геномодифицированных солдат. Провинции отражали нападки уже бывшей властительницы, используя равнины перевёртышей, как буфер.
Воздушные бои развернулись над головами мирных жителей, и любимый народ Создателя восстал.
Совет Высших принял решение провозгласить о своей независимости.
- Они не понимают, с кем связались, - разъяснял Ушастик в их последние с братом ночные посиделки. – Аристократы воюют высоко в небе, а мы просто пойдём по земле. Любой из нас стоит трёх десятков их воинов, и оружие даже навредить не может. Когда схватим имперцев за живое, они убегут зализывать раны и в будущем сто раз подумают перед тем, как сунуться на наши земли.
Двое братьев сидели за племенным святилищем рядом с купальней. Сородичи спали в своих низких домах. Им предстояло проститься с обжитым местом через три дня. Парни провожали свою мирную юность.
- Но ведь прольётся кровь. Она будет лить реками, - Тирг зябко поёжился.
Которую неделю его мучили кошмары. Сны были яркими, наполненными самыми разными эмоциями. Целый месяц он просыпался посреди ночи с ощущением той душевной боли, которую легко перепутать с физической. Волчонок не мог запомнить ни одного кусочка ночных видений, но чувствовал, что ничего хорошего они не предвещают.
- Кто-нибудь из вас может погибнуть. Я не хочу этого, - честно признался Тирг. – Я хочу, чтобы вы все были живы и здоровы.
- Наш народ любим Создателем. Проотец сделал своих детей самыми сильными и мудрыми. Не о чем беспокоиться, брат.
- Хочу быть с вами, - он так легко говорил о своих искренних желаниях. – Хочу защищать отца, тебя и остальных.
Взгляд волчонка горел фанатичным огнём. Бледное лицо светилось решимостью. К несчастью Тирг был силён только духом.
Пусть последний сын вождя оставался таким же потомком Зверя, как и Ушастик, исконно родовых черт в его внешности не было. Семнадцатилетний парень сильно походил на мать, и от того старшие братья любили его ещё больше.
Ушастик положил руку брату на плечо и заглянул в голубые щенячьи глаза. Весь пыл младшего мгновенно пропал.
- Молись за нас, Тирг, - попросил брат. – Молись за нас так, как молилась бы мать, будь она жива.
Волчонок вздрогнул.
- Мать осталась бы с отцом.
Жёны и невесты старших братьев тоже собирались сражаться. Зеев – самый старший сын вождя – гордо заявил, что берёт в бой своё единственное дитя.
Тиргу с тревогой представлял, что может случится во время сражения с девочкой, которой ещё и пяти не исполнилось. С другой стороны, разлучить ребёнка с матерью казалось ему более жестоким решением.
- Выполни приказ отца, - продолжил Ушастик после короткой паузы.
- Как будто у меня есть выбор?
- Даже если он у тебя появится, прошу: держись как можно дальше от битвы.
- А если она сама настигнет меня?
- Тирг! – брат редко повышал голос, но в последнее время младший становился всё упрямей и заносчивей.
За щенячьей личиной прятался искренний и рьяный фанатик. С каждым разом волчонок всё ловчее играл несоответствием внутреннего и внешнего. Тирг не учитывал, что родичи читали его как открытую книгу.
Волчонок не выдержал долгого выразительного взгляда Ушастика. Даже сидя, брат нависал над ним: старший был выше на полметра.
- Я лишь предположил.
Третий сын вождя облегчённо выдохнул.
- Тогда дерись, брат, но только если от исхода битвы будет зависеть твоя жизнь.
«Ты слабее других, но от того ещё сильнее любим», - Ушастик потрепал брата по макушке.
***
Самый младший в семье внезапно оказался ответственен за весь равнинный народ.
Несмотря на все его порывы и клятвы драться наравне с братьями, отец Тирга не изменил своего решения.
Волчонка и ещё несколько десятков его ровесников из высших родов под угрозами позора отправили сопровождать женщин и детей в горы далеко на востоке. Место считалось безопасным, потому что сам Создатель когда-то жил там.
Сын вождя скрывал свои тревогу и отчаяние и упрямо шёл навстречу рассветам. Он молил судьбу увести себя обратно к братьям и отцу, но дотошно исполнял распоряжение старших. Сын племени стыдился мыслей о бегстве и отступлении. Друзья утешали его, говоря о важности миссии отвести неспособных сражаться в безопасное место.
Они прокладывали свой путь по выжженным полям, мимо святилищ и домов, таящих на глазах. Вновь открытая людьми ЛМ-технология расцветала на военном поприще.
«Скольких бы мы потеряли не позаботься о нас Создатель?» - Тирг легко мог представить, что вместо остовов с любовью отстроенных домов стоят скелеты сородичей. Ему было одновременно страшно и мерзко.
Подвижной техники перевёртыши не имели, да и ни к чему она была, когда за час преодолевалось по два десятка километров. Машины привлекли бы больше внимания, а используемые при их создании материалы слабо держали удары современного оружия.
Горы толкали линию горизонта вверх. Близился день, когда им суждено было вступить в обитель Проотца.
Высшие перешучивались, обсуждая предстоящую встречу со служителями Создателя. Из племени перевёртышей, ютящегося в горах, не делали большой тайны, но пускали туда только по приглашению. Дочери и сыновья храма часто спускались в равнины, чтобы больше узнать о своих сородичах. В отличие от других перевёртышей, они легко могли войти в любую семью, даря своим супругам здоровых сильных детей. Такими их сделал Создатель.
Деятельность Храма была вне зависимости от Совета Высших. Но последние редко принимали какие-нибудь решения, не посоветовавшись храмовниками. Ещё в народе ходила пословица: «Красива как жрица…» - но Тирг никогда не слышал полной версии выражения.
- Встретишь такую и голову потеряешь, - рассуждал Нороц – сын заячьего племени. – Говорят, глянет разок и всё забудешь: и подругу, и семью, и детей, если есть…
- Глупости всё это, - принялась вразумлять его Фидель. – Коль забыл, значит и не помнил, а если помнишь, то никто тебя заставлять не станет.
Антилопа не жаловала зайцев, но вместо того, чтобы просто игнорировать, всегда цеплялась за слова. Доходило до того, что ушастые специально говорили громче, когда девушка была рядом.
- Смотрите, кто запел, - повеселел заяц. – Уж не дочь ли Рогача?
Добрая половина их группы прыснула смехом. Тирг и идущая рядом с ним Микаэль вели группы. Сыну вождя едва хватало дыхания, чтобы держать скорость, об участии в разговоре, он думать не хотел.
- Мне сложно оценить низкопробные шутки, - гордо отчеканила Фидель. – Если у тебя есть, чем опровергнуть, то дерзай, мой полигамный друг, а коли нечем, так прими к сведению, что судить всех по себе – глупо.
- Два-три любовника у вождя – нормальное дело. Может, конечно, в вашем племени не приветствуют, но ничего плохого в желании добавить себе в семью одного-двух служителей Создателя, я не вижу.
- Тебе своих женщин мало? – вступил Илан – брат-двойняшка Фидель.
- О, Создатель, - наиграно взмолился заяц, - молю, покарай этих упрямых тугодумцев. Вроде на одном языке разговариваем, а они даже слов моих разобрать не могут.
- Не стоит доходить до оскорблений, - вмешался Лейб.
Косматый лев был парнем добродушным и не любил, когда кто-то ссорился. Он разнимал маленьких детей, частенько влезал в конфликты взрослых, а уж если назревала какая драка, так места себе найти не мог от тревоги.
- И уж тем более приплетать Создателя, - продолжал он. – Покуда он странствует по миру, не можешь ты быть уверен, что он не внемлет твоей мольбе.
Нравоучения почитать он тоже любил. За последнюю неделю во время привалов косматый успел понаставлять на путь истинный каждого из своих спутников. Сначала трёхметрового льва слушали просто из боязни его разозлить, но сейчас познакомившись получше, перевёртыши знали, что его смело можно игнорировать. Хотя и шутить тоже не возбранялось.
- Поверь, Лейб, - засмеялся Нороц, - Проматерь встанет на защиту любимых чад. Их твердолобость слишком редка в нынешние времена, так что что цениться на вес ленмалы.
Лев не понял, почему все вокруг засмеялись. Фидель и Илан долго искали, что ответить.
Оказавшись в компании детей Высших, Тирг начал понимать, что не его одного почитали неспособным участвовать в битвах. Многие из перевёртышей были здоровыми и крепкими, но вели себя совсем не так, как его братья и соплеменники. Хоть сын вождя и стыдился своих изъянов, гордость Зверя, взращенная в нём с малых лет, не позволяла замкнуться на ущербности. Она толкала его развиваться в том, что ему доступно. И когда он добивался чего-то, родичи искренне радовались за него.
Отец и братья, наставники и друзья.
Микаэль заметила его уныние. Девушка приобняла волчонка за плечи и попыталась отвести в сторону.
- Я не устал, - выдохнул Тирг.
Спутница отстранилась, не сказав ни слова.
Их возня не осталась без внимания.
- Насколько помню, - наконец нашлась Фидель. – Зверь и его потомки почитали и почитают верность, как основу брака. Не должны ли мы ровняться на первых слуг прародителя?
Волчица в первый раз за время их похода обернулась, чтобы посмотреть на болтунов. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как искривились заячьи губы в наглой усмешке.
- Ты же сама видишь, к чему это привело.
Тирг вида не показал, что услышал. Чувства его были гораздо хуже развиты, чем у сородичей, так что никто не мог поймать его на лжи.
Микаэль приотстала, с шумом врезалась в группу. Не отставая от сородичей, она весьма успешно вытряхивала заячью душу из бренного тела, когда их нагнали сыновья бурых медведей.
Вести оказались важными. Волчонок скомандовал привал. Его приказ облетел перевёртышей за считанные минуты.
Осознание того, что десять тысяч взрослых и детей остановились лишь по одному его слову, заметно улучшило Тиргу настроение.
- Опасность с северной стороны. Говорят, что уже шесть часов вода отходит от берега, - сообщила Дов. – Никакой сейсмической активности не замечено.
- Кто это может быть? – недоумевал Лейб.
Тирг специально включал его в собрания не сколько из-за рассудительности, сколько – из-за внушительного вида.
- Ты ещё спрашиваешь? – Дов пожала плечами. – Со стороны моря у нас только один противник. Чешуйчатые тихони наконец-то решили сделать свой ход. Надеюсь, основной удар придётся на Империю.
Слушая их в пол-уха, волчонок внимательно изучал карту, которую дал ему отец. Небольшая прозрачная пластина проецировала модель равнины прямо в воздухе. Он нашёл их место положение. Попытался измерить расстояние до моря и до гор. Вторые смотрели на него своими белоснежными пиками сквозь прозрачный рисунок.
Перевёртыши могли бы прийти в Храм завтра к середине дня, но стоит ли отдавать должное сну и отдыху, когда тело трясёт от неясной тревоги?
Микаэль перехватила его за запястья, но тут же отпустила. Волчонок сжал кулаки и вытянул руки по швам. Девушка в последние дни почти не разговаривала с ним, за что Тирг был искренне ей благодарен.
Никто не заметил их движений: дети вождей обсуждали ситуацию в полушутливой форме.
- Может они хотят уморить их засухой?
- А может устроят им освежающий душ?
- Ага, с рыбкой! Эй, Мяукла, как тебе идея?
Волчонок оставил попытки рассчитать точное время, которое им потребуется, чтобы добраться до места, и начал просто изучать картинку.
Благодатные земли дал им Создатель для мирной жизни: ни одного горного рубца и ни одной вспухшей возвышенности. Ровная цельная платформа не на много поднималась над уровнем моря.
- Поспешим, - наконец огласил своё решение юный волк.
Призрак опасности обрёл материальные черты. Может на какое-то время Тирга и охватила паника, но сейчас все чувства пропали, оставив только способность выполнять приказ.
«Ты ничего больше не можешь сделать».
***
За их спинами стремительно расширялась полоса воды, прибывающей со стороны океана. Волна катилась от самого берега. Менее чем за два часа она покрыла половину равнины.
Никто понять не мог, что происходило с миром, но одно было ясно: их дом перестал существовать.
Родные и близкие канули в лету не захлебнувшись, так отравившись зараженной водой.
Выжившие бежали. В общей суматохе стирались всякие племенные границы. Спасали брошенных и раненных женщин и детей. Особо трусливые неслись сквозь толпу, не разбирая дороги.
Дело было даже не в простой логике, подававшей идею забраться как можно выше.
- Создатель не оставит своих детей! - кричал Тирг во всё горло, держась в арьергарде. И соплеменники вторили ему, подбирая отчаявшихся, помогая беспомощным, отбирая лишний груз у измотанных.
Цепь Запретных гор, обещавших защиту и кров, была перед ними. Гибель наступала на пятки.
Перевертыши поднимались по широкой лестнице, ведущей к храму Создателя. Дети Высших родов, которых возглавлял Тирг, пытались сохранить порядок.
Живой поток заполнил дорогу от подножия до самой святой обители, когда раздались первые крики полные ужаса. Спустя минуту упорядоченное движение обернулось хаосом. Юный сын вождя мгновенно потерял всякую власть над народом. Толпа стала плотнее, его окружили постоянно оборачивающиеся перевертыши. Более ответственные старшие подхватывали детей и стремились взобраться по каменным выступам, игнорируя лестницу.
Волчонок стойко переносил толчки и тиснения живой массы, стараясь оставаться на месте.
Тирг обернулся, желая увидеть уготованную им судьбу.
Издалека её движения казались обманчиво медленными. Тёмно-серая линия, разделяющая землю и небо, становилась всё толще и толще.
Сын вождя почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
Очередной случайный толчок - не сильнее предыдущих – выбил землю у Тирга из-под ног.
Волчонок упал на колени. Удар привёл его в чувство. Парень резво вскочил и оглянулся, ища глазами Микаэль.
Девушка была гораздо выше на лестнице, пытаясь успокоить пробегавших мимо перевертышей, она сама металась в потоке, помогая падающим и отстающим. Будто почувствовав его взгляд, подруга посмотрела в сторону Тирга. Он жестом приказал ей двигаться наверх вместе с остальными. Мика посмотрела в сторону волны – с её места было видно гораздо больше – забрала у одной из матерей двух детишек и резвыми скачками двинулась к храму, пробираясь по камням в стороне от лестницы.
Перевёртыш проводил её взглядом. Волчонку показалось, что он в последний раз видел Микаэль такой сильной и решительной. Мир разбивался в дребезги. Картина будущего упадка слишком чётко встала перед глазами.
- Это конец.
«Братьев и отца больше нет. А я не смогу дать достойное продолжение роду».
Сородичи оббегали его, тесня к краю лестницы. Их вёл инстинкт самосохранения.
Гордому народу суждено было пасть.
Но женщины и мужчины тащили детей помладше и подгоняли старших, уверенные, что сама по себе жизнь гораздо лучше, чем бесконечное блуждание в Вечности, обещанной Создателем.
Если бы перевёртыши могли сейчас остановиться и подумать, что предстоит выжившим, они, наверное, предпочли бы сделать то же, что и он.
Тирг спустился на одну ступеньку. Потом ещё на одну. И вот уже легко шагал вниз к верной гибели.
«Судьба тебя ждёт».
***
Их первая встреча произошла в необычных условиях.
Светло-серые свободные одежды и белые волосы жрицы резко выделялись на фоне смуглых запыленных тел. Она медленно беспрепятственно спускалась по лестнице. Перевертыши сторонились её, будто боясь прикоснуться.
Вода нависла стеной над детьми Создателя. Ударившись о невидимую преграду, волна не отхлынула. Наоборот, толща напирала с ещё большей силой, прибывая беспрестанно.
Женщина шла навстречу воде, и, казалось, что одни только её движения противостоят натиску.
Тирг гнал наверх потерявшую ребёнка мать, когда дочь Храма оказалась перед ними. Поток энергии, струящейся вокруг девушки, оттолкнул их с пути. Храмовница смотрела только на своего могучего врага, не обращая внимания на остатки неорганизованного сброда соплеменников.
Следуя неясному порыву, волчонок оставил несчастную мать и двинулся вслед за женщиной. Сила Создателя вскружила ему голову.
Женщина остановилась на самой последней ступени, выдолбленной в скале. Её босые ступни, сейчас сбитые в кровь, не коснулись примятой травы широкого луга. Сын вождей отставал от храмовницы на десяток ступеней. Высокая стена громоздилась на три сотни метров ввысь, продолжая подступать всё ближе и ближе.
Дочь храма вскинула руки, и в этом жесте проявилось неясное отчаяние единственной, кто был способен противостоять стихии.
Собрав оставшиеся силы, она повернулась, чтобы в последний раз посмотреть на маленький кусочек родных земель, но наполнившийся слезами взгляд упёрся в молодого перевёртыша, очарованного сказочным действом.
Вся концентрация храмовницы испарилась, и энергия Создателя покинула её тело.
Волна ударилась о горные стены.
***
Его вот-вот должно было раздавить. Перевертыша тащило по лестнице, а разум заполняла чистая паника. Серая жижа жгла глаза, ноздри и уши, обволакивала тело, забираясь под плотно прилегающую одежду.
Сейчас ему больше всего на свете хотелось потерять сознание, но он просто не мог.
Пальцы его правой ладони переплелись с перстами её левой, образовав крепкий замок, и казалось, что даже если ему оторвёт руку, они останутся также сцеплены.
Парень не видел жрицу, не знал в сознанье ли она, жива ли. Он не мог сейчас думать ни о чём, но всё ж презрев себя за страх и глупое желание выжить в ситуации, где подобный исход просто невозможен, Тирг отдался воле течения.
Он в очередной раз ударился о ступени. Волчонка протащило лицом по острым камням, резанувшим плоть. Их движение становилось всё более и более беспорядочным: руку выворачивало из сустава, но эта боль была ничем по сравнению с той, что возникла в месте широкого пореза на лице.
Прилагая титанические усилия разом ослабевшими конечностями, он потянул женщину к себе, стараясь перехватить её за талию. Благо пышные свободные одежды сыграли ему на руку. Он прижал жрицу к груди свободной левой рукой.
К его удивлению она сразу же прильнула к нему и обхватила за шею.
Их продолжало тащить и бить о выступы лестницы, давило тоннами заражённой воды, в лёгких заканчивались малые остатки кислорода.
Сознание Тирга угасло спустя несколько мгновений, но он так и не отпустил Иммиладрис.
***
Вода отходила от Храма очень медленно – не больше десятка метров за сутки. На ступенях Великой лестницы оставались водоросли и мертвая морская живность, порядком подгнившая. Грязно-бурая жижа опускалась всё ниже, отступала от места поклонения Создателю. Воздух был нестерпимо влажен. Каждый день шёл дождь. Плотный слой облаков редко разрывал луч света такого чужого в новом грязно-сером мире. Беспокойные волны простирались до самого горизонта и не было видно конца этому ужасу.
Но они пережили Плач Мредмери.
@темы: творчество, литература, запретные горы, отредактированно, первая итерация
-
-
29.02.2024 в 04:59Посетите также мою страничку
hatsat.bget.ru/user/CarrollColston8/ открыть счет за границей физическому лицу белорусу
33490-+