За любой кипишь окромя голодовки
Пара-па-па-па-пам! Глава шестая. Ой разгулялись мои руки! Вышло длиннова-то зато сток инфы впихнула, особенно в последнюю часть. Ну и интрига-интрига! Что произошло с Тиргом? Почему его тело начало меняться? Насколько далеко это зайдёт?
Ответы на эти и другие вопросы в тексте далее!
читать дальше
Глава 6.
***
В глаза словно горсть песка насыпали. Из-под воспалённых век лились слёзы.
Он ослеп?
Перевёртышу было стыдно звать на помощь. Он еле-еле добрался до опушки леса и спрятался между корней огромного старого дерева.
Когда братья были живы, кто-нибудь обязательно находил пропавшего младшенького.
Тирг почему-то был убеждён, что ему тринадцать лет, он сидит в заснеженной роще и совсем скоро Ушастик, третий по старшинству из братьев, найдёт его и унесёт домой к Карин. Волчонок верил, что когда проснётся рядом будет встревоженная Микаэль. Её мать отчитает своего подопечного, накормит жидкой постной кашей и не позволит выйти на улицу ещё три дня. И снова он вернётся в норму. Надо только дожидаться Ушастика и умываться снегом, чтобы хоть как-то облегчить боль…
Где-то в другой реальности высокий женский голос спросил.
- Давно это началось?
- Вчера он пошёл спать раньше обычного – уж больно бледным был, - отвечала Карин. - Под рассвет выбрался из-под полога и пошёл к лесу. Его видел один из наших, но окликать не стал. Когда нашли, сразу понесли к вам.
- Ясно. Что за Ушастик, которого он вечно поминает?
- Родич.
- Мы приглядим за ним, пока можете идти.
- Я не могу оставить его, - заупрямилась наставница.
- Ты будешь только мешать.
Снега вокруг Тирг больше не чувствовал. Он с трудом вдыхал влажный воздух. Юный вождь потянулся к лицу, но чужие руки одёрнули его, не дав прикоснуться к раздражённой коже.
- Надо перевязать его, - продолжил всё тот же высокий голос.
В ответ прозвучал более тонкий.
- Это не похоже на морской яд, да и слишком поздно проявляются признаки.
- У него всё лицо расчёсано. Надо, чтобы он в бреду не сделал ещё хуже. Руки бы тоже лучше привязать к чему-нибудь.
- Слушаюсь.
Тирг был слишком слаб, чтоб сопротивляться. Боль вперемешку с зудом вновь начали доходить до воспалённого мозга. Ему так хотелось вернуться в ту морозную зиму, когда он случайно отравился испарениями гнилушника, найденного в лесу. Ему хотелось, чтобы сон стал явью, а явь ужасным сумасшедшим ночным кошмаром, о котором не останется воспоминаний.
Аккуратные руки принялись за дело, стараясь не касаться расчёсанных ссадин.
- Стоит ли сообщить об этом жрице? – спросила младшая.
- Не сейчас. Имми не спала трое суток, я только уговорила её пойти отдохнуть.
- Она говорила, что потомок Зверя очень важен.
- Расскажем, как только жрица снова сможет приступить к работе, а пока и сами управимся.
***
Тирг проснулся поздно ночью. Волчонок ничего не видел из-за повязки, но был уверен, что вокруг и без того темно.
Головная боль прошла. Жжение в глазах тоже. Путы на руках ослабли, и он без больших усилий освободился и стянул повязку. В шатре было ещё пять перевёртышей. Кто-то тихо постанывал во сне.
Для юного вождя их спящие тела были видны также чётко, как при дневном свете.
Предметы в серой мгле резко выделялись гранями. В совокупности со слухом, разбивающим звуки ночи на десятки слоёв, и обострённым обонянием, улавливающим далекий запах отравленной морской воды, ощущение мира стало настолько полным, что еле-еле хватало сознания.
«Я сошёл с ума».
Он поднялся с лежака, забыв про бинты, свисающие с шеи и запястий, и вышел из палатки. В темном небе, почти растерявшем всю свою глубокую синеву ярко белели звёзды. Ночь спала вместе с перевёртышами, спрятав свой единственный глаз. Она не оставила даже краюхи желтого полумесяца, и тем не менее проходы лагеря просматривались далеко вперёд.
Внезапно вспомнив, Тирг ощупал своё лицо. Ни намёка на расчёсанные ссадины или раздражение. На прямом носу теперь образовалась горбинка - черта передавалась по мужской линии, беря начало чуть ли не от великого прародителя. У старших братьев носы «ломались» вместе с голосом в тринадцать-четырнадцать лет. Тирг ждал до пятнадцати, а потом просто скрыл своё разочарование.
И вот в восемнадцать лет такой «подарок».
Хоть и поздно, а всё ж созрел.
Очень сильно хотелось на себя посмотреть, но отражающие поверхности в лагере с самого начала были редкостью. В грязном месиве протоптанных за два месяца троп не нашлось ни одной приличной лужи.
В лесу выше по течению горной речки, из которой они брали воду, была естественная запруда. На памяти Тирга лишь она могла похвастаться гладкой поверхностью. Не долго думая, он направился в лес, снова никого не предупредив. Озорное любопытство подстёгивало.
Юный вождь попытался бежать, но усталость от бреда и лихорадки сразу напомнила о себе. Он быстро шёл по лагерю, задевая палатки и навесы, старательно обходя бодрствующих послушниц и перевертышей, придерживающихся ночного образа жизни. Кто-то из Диких котов окликнул его, но догонять и расспрашивать не стал.
Ночной воздух пьянил букетом запахов. Обычные вещи обрели новые не замеченные ранее детали. Красок, хоть и тусклых в ночной мгле, стало больше. Мир открывался в совершенно новом свете. И только теперь Тирг начала понимать, почему дети вступавшие в период роста, вели себя так будто теряли разум.
Внезапное сумасшествие придало сил и, наплевав на усталость, он понёсся по лесу наслаждаясь целым скопом ощущений. В сердце не осталось места боли по утраченному. Полная чаша сладкого буйства накрыла его с головой…
Тирг вылез из воды на травянистый берег, когда начало светать.
Несмотря на изменившееся зрение он не смог рассмотреть себя в неверной глади воды. Волчонок оставил попытки угадать, что с ним стало.
Под утро он снова почувствовал себя плохо, но на сей раз проблема была не в глазах.
«Да что же это такое!?» - он насилу заставил себя одеться.
Штаны и рубашка, данные ему ещё в храме казались колючими и грубыми. Там, где ткань не намокла и не прилипла к телу, она противно скрипела по вздыбившемуся на холоде пуху кожных волос. Было неприятно и вместе с тем так познавательно. Местами вода стекала, даря новые ощущения, не всегда приятные, но не менее удивительные.
Солнце поднималось над лесом. Просыпался лагерь, порождая звуки и запахи. Поселение казалось гораздо ближе, чем раньше. Обратно Тирг не бежал. Он медленно ступал слишком чувствительными голыми ступнями по ковру прошлогодних листьев, отмахивался от мелких насекомых, привлечённых тёплой сыростью одежды, и при этом старался остаться незамеченным.
***
С только-только открытой чувствительностью оплеухи Карин переходили на совершенно новый уровень. Женщина не стеснялась сородичей: она имела полное право ещё два года без зазрения совести мутузить своего ученика, когда требовалось вне зависимости от его статуса.
Тирг чувствовал, как за считанные мгновения затягиваются ссадины и рассасываются воспаления, обещавшие в другой ситуации стать синяками и гематомами.
Выпавшая на его долю взбучка тоже стала неким способом познать своё обновленное тело. Ощущения стали гораздо… ярче.
Зная, на что способна наставница в бою, волчонку впору было воспринимать получаемые тумаки как любовное потрёпывание щёк.
На лице женщины не дрогнул не один мускул. Действую почти как робот она вымеряла ему последнюю оплеуху и замерла. Карин уже поняла, что с учеником произошло то, чего они перестали ждать ещё два года назад. Причём процесс, который должен был растянуться на долгие месяцы, завершился чуть больше чем за сутки.
Исчезли голубые щенячьи глазки. Вместо этого на неё смотрели янтарно-жёлтые волчьи.
Такие же как у старого вождя.
Черты прекрасной матери – будь благословенны она и её чрево - подарившей жизнь пятнадцатому отпрыску на последнем вздохе, будто размылись.
Тирг стал похож на отца.
Ленмала наконец показала себя.
В конце взбучки она всегда говорила ученику одни и те же слова
- Не смей так больше поступать.
- Прости.
- За тебя волновалась не только я. Всё племя.
Вождь огляделся. Сородичи окружили их плотным кольцом, не желая пускать проблемы на всеобщее обозрение. Детей держали поближе к центру, чтобы те уясняли, что даже предводитель племени может быть порицаем своим старшим.
Народ разбирал последнего потомка Зверя взглядами. Произошедшее изменение не имело прецедентов.
Среди волков бывало так, что встречались «поздняки». Важный в становлении организма процесс заставал их незадолго до совершеннолетия или даже позже, обращаясь истинной мукой. Бывало и такое, что опоздавшие умирали или сходили с ума, проведя в постели несколько месяцев, но так и не приобретя признаков зрелости.
Произошедшее с Тиргом можно было назвать самым настоящим чудом.
Тишина затянулась. Груз ответственности и вины давил на сердце молодого волка.
- Слава Создателю, всё обошлось! – вмешался Гаром, загребая мальчишку мощной пятернёй.
Старик тем самым дал понять, что бичевание провинившегося окончено. Детей распустили, но некоторые всё равно остались ближе к центру. Взрослые начали расходиться по своим делам.
Гаром был последним оставшемся родичем молодого вождя – сводным братом его деда. Он был единственным, кто мог поздравлять парня, чем и занялся. Старик от души потрепал ему волосы и помял рёбра в сильных объятьях.
- Эх, видел бы тебя сейчас отец и братья! Видела бы тебя твоя мать!
Воспоминания о погибших почему-то не отдались в душе горькой болью как раньше. Их больше не было рядом и никогда не будет - этот факт стал таким же ясным, как и тот, что Солнце завтра снова взойдёт.
«Что поменялось в мире за одну ночь? – он наконец улыбался Гарому и Карин, не принуждая себя. – Ничего. Вчера был такой же день, как и сегодня».
Ему наконец стало спокойно, и метания последних двух месяцев показались глупым ребячеством. Злость Карин, выражающаяся в тычках и множестве разных заданий, призванных скорее вымотать его, чем привести к чему-то дельному, была теперь понятна: наставница не могла забраться к нему в голову и исправить мысли, а слов Тирг просто не слышал.
- Учитель, - обратился он к собравшейся уйти женщине.
- Что ещё?
- Хочу сказать спасибо за заботу. Я не смог оценить по достоинству ранее всё то, что ты делала и делаешь.
- Твой отец избрал меня тебе в проводники по жизни. Скажешь спасибо, когда соберёшься пойти дальше самостоятельно.
- Хорошо, - кивнул вождь. – Мне нужно отлучиться. Я сбежал из-под присмотра послушниц и верно должен найти их и успокоить. И ещё мне нужно увидеться с Иммиладрис. Я наконец понял, как сильно ранил её своим безразличием.
Гаром и Карин как-то странно переглянулись: раньше из мальчишки клещами было не вытянуть, что его беспокоит и что он собирается делать.
Тирг сам тогда не знал, но теперь любая ошибка казалась или поправимой или слишком малой, чтобы быть достойной внимания. Хотелось действовать, двигаться к определённой цели.
- Тебе нужна помощь? – спросил старик.
- Нет, но меня не будет возможно до самого вечера или даже ночью.
С рассвета прошло меньше двух часов.
- Хорошо, - отпустила его Карин. – Иди. Мы и без тебя управимся.
По дороге Тирг столкнулся с Микаэль. Девушка проводила его долгим задумчивым взглядом.
***
Найти Иммиладрис оказалось просто. Посвежевшая после длительного отдыха жрица занималась повседневными делами наравне с младшими и старшими послушницами и послушниками.
Перевязка, готовка, разбор получаемых сведений. Поток перевёртышей, потерявших родичей в общей суматохе бегства, поиссяк в последнее время, но всё ж находились те, кто захаживал каждый день.
Дети Храма заботливо заносили всю полученную информацию в свои памии, а после передавали её храмовнице, пытающейся дополнить образованное древо данных.
Учёт и поддержание численности перевёртышей оставался главной задачей, возложенной Создателем на своих служителей. То, к чему они пришли, удручало: несколько родов были полностью уничтожены, у других остались представители только мужчин или женщин, у третьих - лишь бесплодные потомки. Были, конечно, и такие, кто радовал своей численностью – те же зайцы к примеру. Но у многих уже проявились первые признаки косвенного влияния яда – кто-то почти оглох, потерял зрение или обоняние, у некоторых исчезла способность усваивать обычную еду, контактировать с какими-то материалами. Явление аллергии начинало приобретать массовый характер среди самых плодовитых устойчивых племён.
Века селекционной работы пошли прахом и всё из-за одного бедствия.
Больше всего нервировало то, что центральная ветка схемы, так прекрасно расширившаяся, за счёт серии удачных браков и полюбовных связей, теперь сжималась в одну точку.
Надо было срочно действовать, пока с непутёвым потомком первого служителя Создателя не случилось что-нибудь роковое, что снизило бы до ноля его ценность, как носителя ленмалы.
От тяжких дум по поводу будущего народа Иммиладрис отвлекло оживление среди послушниц, собравшихся с южной стороны центральной «площади».
- Зверь! – шептали они. – Вылитый Зверь!
Девушки окружили гостя, не давая главной жрице толком его рассмотреть.
Отложив памию, она встала и пошла разбираться, что же привело в смятение и заставило отвлечься от работы два десятка девушек.
В хранилищах пяти храмов, возведённых дочерями Проматери, имелись разнообразные уникальные данные об общих предках. Там же были изображения личностей, увековечивших свои имена в легендах.
С тех пор, как Иммиладрис объявили, что она станет верховной жрицей и поведёт будущее своего народа, юная ещё тогда девочка пристрастилась к рассказам о Звере и всему прочему, что было с ним связанно. Во время буйной молодости и расцвета всё выродилось в некую одержимость идеей, что она станет матерью его потомков.
Со временем страсть угасла. Жрица выросла – годы наставлений и тяжкого труда сделали своё дело, превратив Иммиладрис в расчетливого аналитика, способного в случае крайней необходимости поступать вопреки морали и устоявшимся обычаям.
Но из памяти уже было не стереть тех золотых упрямых глаз, густых бровей, делающих взгляд будто строже, почти прямого носа с еле угадывающейся горбинкой, выпирающих скул, которыми Зверя наградил хозяин, дав телесное человекоподобное воплощение.
Было время, когда, закрыв глаза, девушка видела его также чётко, как если бы он стоял прямо перед ней.
Вот он и стоял теперь прямо перед ней в расступающейся толпе. С веселой улыбкой. Намного ниже, чем она представляла.
- Приветствую тебя, служительница Создателя, - начал гость знакомым голосом.
Иммиладрис стоило больших усилий изобразить, что её внезапная остановка на полпути была обдумана заранее.
- И я тебя, вождь Волков, - обратиться по имени или ещё как-нибудь съязвить язык не поворачивался, хоть последнюю пару недель они и были «не в ладах». – С чем пожаловал?
- Я пришёл добиваться прощения, Иммиладрис.
Прямота удивляла и настораживала.
В голове не укладывалось: что с ним могло произойти?
Казалось, ответ был очевиден - у парня наступил момент «перевёртывания».
Главная проблема была в том, что у Тирга он с самого детства не планировался.
Храмовницы тщательно подбирали пары, сводили их, стараясь предусмотреть возникновение любых сочетаний генов и ленмалы, становящихся уникальными и неповторимыми за счёт последней. Даже у близнецов, обладающих изначально идентичными наборами того и другого.
С тех самых пор, как волчонок попал к ней в руки, жрица специально изучила всё планирование потомков его отца и матери. Мальчишку ещё с рождения занесли в категорию «законсервированных». Тот факт, что в период взросления он мало поменялся, сохранив черты матери, говорил о верности сделанных выводов, но…
И с другим фактом спорить было нельзя. Он представал перед ней очевиднее некуда.
- Ты вроде говорила о коленях? – он оглянулся в поисках пяточка земли посуше. Хмыкнув каким-то своим мыслям, Тирг одернул штаны и даже согнул ноги, готовясь опуститься в грязь.
- Стой, - опомнилась жрица. – Я готова принять твои извинения, - ответила она на его недоумение. – Только в другой обстановке.
Вождь выпрямился.
- Хорошо. Где мне это сделать?
***
- Почему я узнаю обо всём от него, а не от вас? – Иммиладрис меряла шатёр шагами.
На коленях перед ней стоял Тирг в компании двух послушниц – обладательниц высокого и тонкого голосов. Старшая уже проводила свою юность, а младшей было от силы лет тринадцать. Обе виновато опустили головы, не пытаясь себя хоть как-то оправдывать.
- Ладно Микки, но от тебя Гринмиль, я такого не ожидала, - укорила жрица старшую.
- Да, - признала женщина, - это целиком и полностью моя ошибка.
- А ты? - храмовница обратила свой гнев на покорного вождя. – Как ты мог уйти, никого не предупредив?
- Я прошу прощения у дочерей Храма за свой поступок.
- Создатель тебя забери, кругом ты виноватый! – она остановилась и сложила руки на груди. В жесте отразилось что-то повелительное и неумолимое. Иммиладрис была зла не сколько на других, сколько на себя: совсем расслабилась и пропустила такое важное событие.
- Чем ты только думал? Твоё племя могло остаться без вождя, а перевёртыши без последнего прямого потомка Прародителя!
- Наставник уже преподал мне урок, так что о моих сородичах можешь не волноваться.
- Я сама решу о чём мне волноваться, а о чём - нет, - злость на себя немного поутихла сменившись простой досадой. Храмовница обратилась к провинившимся послушницам. – Пока у вас хватает забот, поэтому наказание я оглашу, когда вернёмся в Храм. Идите.
Девочка подскочила, только когда встала старшая. У выхода Микки с тревогой обернулась на оставшегося вымаливать прощение волка, но была силком выведена из шатра старшей.
- Что она с ним сделает? – спросил тоненький голосок.
- Не твоё дело, - ответила Гринмиль.
***
Склонив голову Тирг наблюдал за Иммиладрис. Женщина вытащила из-за пояса свою старую памию и завозилась, манипулируя данными. На прозрачном куске полимера блуждали символы и буквы, становясь то меньше, то больше.
Имена, названия родов по Прародителю, разноцветные пометки и подписи. Помянув Создателя, Иммиладрис парой прикосновений масштабировала картинку, вернув её к изначальной древовидной схеме, отцентровав, увеличила и принялась задумчиво изучать.
Тирг, казалось, её больше не интересовал, но перевёртыш понимал, что это скорее видимость, чем правда.
Жрица перебирала записи долго, что-то подсчитывала, анализировала, пользуя универсальную в таких делах технику.
- Этого просто не могло случиться, - шёпотом заключила она.
Иммиладрис переключилась на молодого вождя.
- Вставай и раздевайся.
Такого поворота Тирг не ожидал.
- Зачем?
- Я должна тебя осмотреть: произошло нечто из ряда вон выходящее, и чем быстрее мы доберёмся до сути, тем будет лучше для всех.
На поверхности полимера появилась ложно-объёмная диаграмма параметров.
«ыниратаК и анурЯ ныс - гирТ», - прочитал про себя волк. Запись невольно взволновала его, а вид сложной схемы, наследующей от двух других и не имеющей потомков, наводил на незаданный ранее вопрос: что с ним делали, пока он был без сознания в Храме?
- Ну? – поторопила его женщина.
- Полностью?
- Подштанники можешь оставить, коль стыдно.
Он выполнил её приказ. Иммиладрис действительно осмотрела и ощупала его всего от макушки до пяток.
Первый её вопрос был связан со слухом: деформация ушей без внимательного наблюдения была не так очевидна, однако в первую очередь сигналила о внутренних изменениях. Тирг рассказал о произошедшем с ним случае, когда мир начал разбиваться какофонией и петь разноголосьем. Несмотря на очевидную странность, он не стал ни с кем делиться, боясь, что лишние слова приведут к повышенному вниманию и лишним тревогам со стороны соплеменников.
Не дослушав рассказ Иммиладрис не сдержалась и влепила ему затрещину, которая могла по силе поспорить с тумаками наставницы.
- Значит это началось почти месяц назад, а ты так никому и не рассказал?
- Но кроме слуха и ушей ничего больше не поменялось. Тогда я посчитал, что не стоит обременять кого-то лишними заботами, и постарался привыкнуть к ново… - он словил ещё одну оплеуху. – Это больно, между прочим, - заметил вождь.
- Ты в курсе, что у тебя позвонков на два стало больше? – она с силой продавливала ему поясницу, не гнушаясь исследовать и пониже.
- Нет, но спина сильно болела с неделю назад, а перед этим я целый день таскал хворост и поленья для костра.
- Как ты вообще ходить смог?
Тирг не ответил. Парень сильно покраснел – прикосновения женщины, казалось, оставляли горячие следы по всему телу. На его памяти только Микаэль могла также бесцеремонно и без смущения дотрагиваться до его спины и груди, вкладывая в движения далеко на материнскую ласку.
- Что-нибудь ещё необычное? Всё, что угодно.
- Сны.
- Сны?
- Карин сказала, что громко говорю во сне, но я совсем ничего не помню.
Иммиладрис внимательно изучала рисунок линий его правой ладони. Тирг даже не мог представить, что на лице жрицы могут отразиться такие эмоции. Неуверенной растерянной девчонкой она выхватила памию и вновь принялась искать. Забыв о биометрике вождя, она вернулась к корню дерева, хранящему собранные сведения о Прародителе.
- Такого просто не может быть…
- Разве это не позднее дозревание? – недоумевал волк.
Реальность, на которую столь остро реагировала жрица, начала откровенно пугать.
- Если бы обошлось простым дозреванием, ты бы валялся плашмя полгода и издох, не пройдя и половины, - служительница Создателя злилась из-за необходимости объяснять прописные для неё истины, – а это… это…
«Чудо…» - мелькнула мысль в её голове.
Но Иммиладрис прекрасно знала, что чудес на свете не бывает.
Ответы на эти и другие вопросы в тексте далее!
читать дальше
Глава 6.
***
В глаза словно горсть песка насыпали. Из-под воспалённых век лились слёзы.
Он ослеп?
Перевёртышу было стыдно звать на помощь. Он еле-еле добрался до опушки леса и спрятался между корней огромного старого дерева.
Когда братья были живы, кто-нибудь обязательно находил пропавшего младшенького.
Тирг почему-то был убеждён, что ему тринадцать лет, он сидит в заснеженной роще и совсем скоро Ушастик, третий по старшинству из братьев, найдёт его и унесёт домой к Карин. Волчонок верил, что когда проснётся рядом будет встревоженная Микаэль. Её мать отчитает своего подопечного, накормит жидкой постной кашей и не позволит выйти на улицу ещё три дня. И снова он вернётся в норму. Надо только дожидаться Ушастика и умываться снегом, чтобы хоть как-то облегчить боль…
Где-то в другой реальности высокий женский голос спросил.
- Давно это началось?
- Вчера он пошёл спать раньше обычного – уж больно бледным был, - отвечала Карин. - Под рассвет выбрался из-под полога и пошёл к лесу. Его видел один из наших, но окликать не стал. Когда нашли, сразу понесли к вам.
- Ясно. Что за Ушастик, которого он вечно поминает?
- Родич.
- Мы приглядим за ним, пока можете идти.
- Я не могу оставить его, - заупрямилась наставница.
- Ты будешь только мешать.
Снега вокруг Тирг больше не чувствовал. Он с трудом вдыхал влажный воздух. Юный вождь потянулся к лицу, но чужие руки одёрнули его, не дав прикоснуться к раздражённой коже.
- Надо перевязать его, - продолжил всё тот же высокий голос.
В ответ прозвучал более тонкий.
- Это не похоже на морской яд, да и слишком поздно проявляются признаки.
- У него всё лицо расчёсано. Надо, чтобы он в бреду не сделал ещё хуже. Руки бы тоже лучше привязать к чему-нибудь.
- Слушаюсь.
Тирг был слишком слаб, чтоб сопротивляться. Боль вперемешку с зудом вновь начали доходить до воспалённого мозга. Ему так хотелось вернуться в ту морозную зиму, когда он случайно отравился испарениями гнилушника, найденного в лесу. Ему хотелось, чтобы сон стал явью, а явь ужасным сумасшедшим ночным кошмаром, о котором не останется воспоминаний.
Аккуратные руки принялись за дело, стараясь не касаться расчёсанных ссадин.
- Стоит ли сообщить об этом жрице? – спросила младшая.
- Не сейчас. Имми не спала трое суток, я только уговорила её пойти отдохнуть.
- Она говорила, что потомок Зверя очень важен.
- Расскажем, как только жрица снова сможет приступить к работе, а пока и сами управимся.
***
Тирг проснулся поздно ночью. Волчонок ничего не видел из-за повязки, но был уверен, что вокруг и без того темно.
Головная боль прошла. Жжение в глазах тоже. Путы на руках ослабли, и он без больших усилий освободился и стянул повязку. В шатре было ещё пять перевёртышей. Кто-то тихо постанывал во сне.
Для юного вождя их спящие тела были видны также чётко, как при дневном свете.
Предметы в серой мгле резко выделялись гранями. В совокупности со слухом, разбивающим звуки ночи на десятки слоёв, и обострённым обонянием, улавливающим далекий запах отравленной морской воды, ощущение мира стало настолько полным, что еле-еле хватало сознания.
«Я сошёл с ума».
Он поднялся с лежака, забыв про бинты, свисающие с шеи и запястий, и вышел из палатки. В темном небе, почти растерявшем всю свою глубокую синеву ярко белели звёзды. Ночь спала вместе с перевёртышами, спрятав свой единственный глаз. Она не оставила даже краюхи желтого полумесяца, и тем не менее проходы лагеря просматривались далеко вперёд.
Внезапно вспомнив, Тирг ощупал своё лицо. Ни намёка на расчёсанные ссадины или раздражение. На прямом носу теперь образовалась горбинка - черта передавалась по мужской линии, беря начало чуть ли не от великого прародителя. У старших братьев носы «ломались» вместе с голосом в тринадцать-четырнадцать лет. Тирг ждал до пятнадцати, а потом просто скрыл своё разочарование.
И вот в восемнадцать лет такой «подарок».
Хоть и поздно, а всё ж созрел.
Очень сильно хотелось на себя посмотреть, но отражающие поверхности в лагере с самого начала были редкостью. В грязном месиве протоптанных за два месяца троп не нашлось ни одной приличной лужи.
В лесу выше по течению горной речки, из которой они брали воду, была естественная запруда. На памяти Тирга лишь она могла похвастаться гладкой поверхностью. Не долго думая, он направился в лес, снова никого не предупредив. Озорное любопытство подстёгивало.
Юный вождь попытался бежать, но усталость от бреда и лихорадки сразу напомнила о себе. Он быстро шёл по лагерю, задевая палатки и навесы, старательно обходя бодрствующих послушниц и перевертышей, придерживающихся ночного образа жизни. Кто-то из Диких котов окликнул его, но догонять и расспрашивать не стал.
Ночной воздух пьянил букетом запахов. Обычные вещи обрели новые не замеченные ранее детали. Красок, хоть и тусклых в ночной мгле, стало больше. Мир открывался в совершенно новом свете. И только теперь Тирг начала понимать, почему дети вступавшие в период роста, вели себя так будто теряли разум.
Внезапное сумасшествие придало сил и, наплевав на усталость, он понёсся по лесу наслаждаясь целым скопом ощущений. В сердце не осталось места боли по утраченному. Полная чаша сладкого буйства накрыла его с головой…
Тирг вылез из воды на травянистый берег, когда начало светать.
Несмотря на изменившееся зрение он не смог рассмотреть себя в неверной глади воды. Волчонок оставил попытки угадать, что с ним стало.
Под утро он снова почувствовал себя плохо, но на сей раз проблема была не в глазах.
«Да что же это такое!?» - он насилу заставил себя одеться.
Штаны и рубашка, данные ему ещё в храме казались колючими и грубыми. Там, где ткань не намокла и не прилипла к телу, она противно скрипела по вздыбившемуся на холоде пуху кожных волос. Было неприятно и вместе с тем так познавательно. Местами вода стекала, даря новые ощущения, не всегда приятные, но не менее удивительные.
Солнце поднималось над лесом. Просыпался лагерь, порождая звуки и запахи. Поселение казалось гораздо ближе, чем раньше. Обратно Тирг не бежал. Он медленно ступал слишком чувствительными голыми ступнями по ковру прошлогодних листьев, отмахивался от мелких насекомых, привлечённых тёплой сыростью одежды, и при этом старался остаться незамеченным.
***
С только-только открытой чувствительностью оплеухи Карин переходили на совершенно новый уровень. Женщина не стеснялась сородичей: она имела полное право ещё два года без зазрения совести мутузить своего ученика, когда требовалось вне зависимости от его статуса.
Тирг чувствовал, как за считанные мгновения затягиваются ссадины и рассасываются воспаления, обещавшие в другой ситуации стать синяками и гематомами.
Выпавшая на его долю взбучка тоже стала неким способом познать своё обновленное тело. Ощущения стали гораздо… ярче.
Зная, на что способна наставница в бою, волчонку впору было воспринимать получаемые тумаки как любовное потрёпывание щёк.
На лице женщины не дрогнул не один мускул. Действую почти как робот она вымеряла ему последнюю оплеуху и замерла. Карин уже поняла, что с учеником произошло то, чего они перестали ждать ещё два года назад. Причём процесс, который должен был растянуться на долгие месяцы, завершился чуть больше чем за сутки.
Исчезли голубые щенячьи глазки. Вместо этого на неё смотрели янтарно-жёлтые волчьи.
Такие же как у старого вождя.
Черты прекрасной матери – будь благословенны она и её чрево - подарившей жизнь пятнадцатому отпрыску на последнем вздохе, будто размылись.
Тирг стал похож на отца.
Ленмала наконец показала себя.
В конце взбучки она всегда говорила ученику одни и те же слова
- Не смей так больше поступать.
- Прости.
- За тебя волновалась не только я. Всё племя.
Вождь огляделся. Сородичи окружили их плотным кольцом, не желая пускать проблемы на всеобщее обозрение. Детей держали поближе к центру, чтобы те уясняли, что даже предводитель племени может быть порицаем своим старшим.
Народ разбирал последнего потомка Зверя взглядами. Произошедшее изменение не имело прецедентов.
Среди волков бывало так, что встречались «поздняки». Важный в становлении организма процесс заставал их незадолго до совершеннолетия или даже позже, обращаясь истинной мукой. Бывало и такое, что опоздавшие умирали или сходили с ума, проведя в постели несколько месяцев, но так и не приобретя признаков зрелости.
Произошедшее с Тиргом можно было назвать самым настоящим чудом.
Тишина затянулась. Груз ответственности и вины давил на сердце молодого волка.
- Слава Создателю, всё обошлось! – вмешался Гаром, загребая мальчишку мощной пятернёй.
Старик тем самым дал понять, что бичевание провинившегося окончено. Детей распустили, но некоторые всё равно остались ближе к центру. Взрослые начали расходиться по своим делам.
Гаром был последним оставшемся родичем молодого вождя – сводным братом его деда. Он был единственным, кто мог поздравлять парня, чем и занялся. Старик от души потрепал ему волосы и помял рёбра в сильных объятьях.
- Эх, видел бы тебя сейчас отец и братья! Видела бы тебя твоя мать!
Воспоминания о погибших почему-то не отдались в душе горькой болью как раньше. Их больше не было рядом и никогда не будет - этот факт стал таким же ясным, как и тот, что Солнце завтра снова взойдёт.
«Что поменялось в мире за одну ночь? – он наконец улыбался Гарому и Карин, не принуждая себя. – Ничего. Вчера был такой же день, как и сегодня».
Ему наконец стало спокойно, и метания последних двух месяцев показались глупым ребячеством. Злость Карин, выражающаяся в тычках и множестве разных заданий, призванных скорее вымотать его, чем привести к чему-то дельному, была теперь понятна: наставница не могла забраться к нему в голову и исправить мысли, а слов Тирг просто не слышал.
- Учитель, - обратился он к собравшейся уйти женщине.
- Что ещё?
- Хочу сказать спасибо за заботу. Я не смог оценить по достоинству ранее всё то, что ты делала и делаешь.
- Твой отец избрал меня тебе в проводники по жизни. Скажешь спасибо, когда соберёшься пойти дальше самостоятельно.
- Хорошо, - кивнул вождь. – Мне нужно отлучиться. Я сбежал из-под присмотра послушниц и верно должен найти их и успокоить. И ещё мне нужно увидеться с Иммиладрис. Я наконец понял, как сильно ранил её своим безразличием.
Гаром и Карин как-то странно переглянулись: раньше из мальчишки клещами было не вытянуть, что его беспокоит и что он собирается делать.
Тирг сам тогда не знал, но теперь любая ошибка казалась или поправимой или слишком малой, чтобы быть достойной внимания. Хотелось действовать, двигаться к определённой цели.
- Тебе нужна помощь? – спросил старик.
- Нет, но меня не будет возможно до самого вечера или даже ночью.
С рассвета прошло меньше двух часов.
- Хорошо, - отпустила его Карин. – Иди. Мы и без тебя управимся.
По дороге Тирг столкнулся с Микаэль. Девушка проводила его долгим задумчивым взглядом.
***
Найти Иммиладрис оказалось просто. Посвежевшая после длительного отдыха жрица занималась повседневными делами наравне с младшими и старшими послушницами и послушниками.
Перевязка, готовка, разбор получаемых сведений. Поток перевёртышей, потерявших родичей в общей суматохе бегства, поиссяк в последнее время, но всё ж находились те, кто захаживал каждый день.
Дети Храма заботливо заносили всю полученную информацию в свои памии, а после передавали её храмовнице, пытающейся дополнить образованное древо данных.
Учёт и поддержание численности перевёртышей оставался главной задачей, возложенной Создателем на своих служителей. То, к чему они пришли, удручало: несколько родов были полностью уничтожены, у других остались представители только мужчин или женщин, у третьих - лишь бесплодные потомки. Были, конечно, и такие, кто радовал своей численностью – те же зайцы к примеру. Но у многих уже проявились первые признаки косвенного влияния яда – кто-то почти оглох, потерял зрение или обоняние, у некоторых исчезла способность усваивать обычную еду, контактировать с какими-то материалами. Явление аллергии начинало приобретать массовый характер среди самых плодовитых устойчивых племён.
Века селекционной работы пошли прахом и всё из-за одного бедствия.
Больше всего нервировало то, что центральная ветка схемы, так прекрасно расширившаяся, за счёт серии удачных браков и полюбовных связей, теперь сжималась в одну точку.
Надо было срочно действовать, пока с непутёвым потомком первого служителя Создателя не случилось что-нибудь роковое, что снизило бы до ноля его ценность, как носителя ленмалы.
От тяжких дум по поводу будущего народа Иммиладрис отвлекло оживление среди послушниц, собравшихся с южной стороны центральной «площади».
- Зверь! – шептали они. – Вылитый Зверь!
Девушки окружили гостя, не давая главной жрице толком его рассмотреть.
Отложив памию, она встала и пошла разбираться, что же привело в смятение и заставило отвлечься от работы два десятка девушек.
В хранилищах пяти храмов, возведённых дочерями Проматери, имелись разнообразные уникальные данные об общих предках. Там же были изображения личностей, увековечивших свои имена в легендах.
С тех пор, как Иммиладрис объявили, что она станет верховной жрицей и поведёт будущее своего народа, юная ещё тогда девочка пристрастилась к рассказам о Звере и всему прочему, что было с ним связанно. Во время буйной молодости и расцвета всё выродилось в некую одержимость идеей, что она станет матерью его потомков.
Со временем страсть угасла. Жрица выросла – годы наставлений и тяжкого труда сделали своё дело, превратив Иммиладрис в расчетливого аналитика, способного в случае крайней необходимости поступать вопреки морали и устоявшимся обычаям.
Но из памяти уже было не стереть тех золотых упрямых глаз, густых бровей, делающих взгляд будто строже, почти прямого носа с еле угадывающейся горбинкой, выпирающих скул, которыми Зверя наградил хозяин, дав телесное человекоподобное воплощение.
Было время, когда, закрыв глаза, девушка видела его также чётко, как если бы он стоял прямо перед ней.
Вот он и стоял теперь прямо перед ней в расступающейся толпе. С веселой улыбкой. Намного ниже, чем она представляла.
- Приветствую тебя, служительница Создателя, - начал гость знакомым голосом.
Иммиладрис стоило больших усилий изобразить, что её внезапная остановка на полпути была обдумана заранее.
- И я тебя, вождь Волков, - обратиться по имени или ещё как-нибудь съязвить язык не поворачивался, хоть последнюю пару недель они и были «не в ладах». – С чем пожаловал?
- Я пришёл добиваться прощения, Иммиладрис.
Прямота удивляла и настораживала.
В голове не укладывалось: что с ним могло произойти?
Казалось, ответ был очевиден - у парня наступил момент «перевёртывания».
Главная проблема была в том, что у Тирга он с самого детства не планировался.
Храмовницы тщательно подбирали пары, сводили их, стараясь предусмотреть возникновение любых сочетаний генов и ленмалы, становящихся уникальными и неповторимыми за счёт последней. Даже у близнецов, обладающих изначально идентичными наборами того и другого.
С тех самых пор, как волчонок попал к ней в руки, жрица специально изучила всё планирование потомков его отца и матери. Мальчишку ещё с рождения занесли в категорию «законсервированных». Тот факт, что в период взросления он мало поменялся, сохранив черты матери, говорил о верности сделанных выводов, но…
И с другим фактом спорить было нельзя. Он представал перед ней очевиднее некуда.
- Ты вроде говорила о коленях? – он оглянулся в поисках пяточка земли посуше. Хмыкнув каким-то своим мыслям, Тирг одернул штаны и даже согнул ноги, готовясь опуститься в грязь.
- Стой, - опомнилась жрица. – Я готова принять твои извинения, - ответила она на его недоумение. – Только в другой обстановке.
Вождь выпрямился.
- Хорошо. Где мне это сделать?
***
- Почему я узнаю обо всём от него, а не от вас? – Иммиладрис меряла шатёр шагами.
На коленях перед ней стоял Тирг в компании двух послушниц – обладательниц высокого и тонкого голосов. Старшая уже проводила свою юность, а младшей было от силы лет тринадцать. Обе виновато опустили головы, не пытаясь себя хоть как-то оправдывать.
- Ладно Микки, но от тебя Гринмиль, я такого не ожидала, - укорила жрица старшую.
- Да, - признала женщина, - это целиком и полностью моя ошибка.
- А ты? - храмовница обратила свой гнев на покорного вождя. – Как ты мог уйти, никого не предупредив?
- Я прошу прощения у дочерей Храма за свой поступок.
- Создатель тебя забери, кругом ты виноватый! – она остановилась и сложила руки на груди. В жесте отразилось что-то повелительное и неумолимое. Иммиладрис была зла не сколько на других, сколько на себя: совсем расслабилась и пропустила такое важное событие.
- Чем ты только думал? Твоё племя могло остаться без вождя, а перевёртыши без последнего прямого потомка Прародителя!
- Наставник уже преподал мне урок, так что о моих сородичах можешь не волноваться.
- Я сама решу о чём мне волноваться, а о чём - нет, - злость на себя немного поутихла сменившись простой досадой. Храмовница обратилась к провинившимся послушницам. – Пока у вас хватает забот, поэтому наказание я оглашу, когда вернёмся в Храм. Идите.
Девочка подскочила, только когда встала старшая. У выхода Микки с тревогой обернулась на оставшегося вымаливать прощение волка, но была силком выведена из шатра старшей.
- Что она с ним сделает? – спросил тоненький голосок.
- Не твоё дело, - ответила Гринмиль.
***
Склонив голову Тирг наблюдал за Иммиладрис. Женщина вытащила из-за пояса свою старую памию и завозилась, манипулируя данными. На прозрачном куске полимера блуждали символы и буквы, становясь то меньше, то больше.
Имена, названия родов по Прародителю, разноцветные пометки и подписи. Помянув Создателя, Иммиладрис парой прикосновений масштабировала картинку, вернув её к изначальной древовидной схеме, отцентровав, увеличила и принялась задумчиво изучать.
Тирг, казалось, её больше не интересовал, но перевёртыш понимал, что это скорее видимость, чем правда.
Жрица перебирала записи долго, что-то подсчитывала, анализировала, пользуя универсальную в таких делах технику.
- Этого просто не могло случиться, - шёпотом заключила она.
Иммиладрис переключилась на молодого вождя.
- Вставай и раздевайся.
Такого поворота Тирг не ожидал.
- Зачем?
- Я должна тебя осмотреть: произошло нечто из ряда вон выходящее, и чем быстрее мы доберёмся до сути, тем будет лучше для всех.
На поверхности полимера появилась ложно-объёмная диаграмма параметров.
«ыниратаК и анурЯ ныс - гирТ», - прочитал про себя волк. Запись невольно взволновала его, а вид сложной схемы, наследующей от двух других и не имеющей потомков, наводил на незаданный ранее вопрос: что с ним делали, пока он был без сознания в Храме?
- Ну? – поторопила его женщина.
- Полностью?
- Подштанники можешь оставить, коль стыдно.
Он выполнил её приказ. Иммиладрис действительно осмотрела и ощупала его всего от макушки до пяток.
Первый её вопрос был связан со слухом: деформация ушей без внимательного наблюдения была не так очевидна, однако в первую очередь сигналила о внутренних изменениях. Тирг рассказал о произошедшем с ним случае, когда мир начал разбиваться какофонией и петь разноголосьем. Несмотря на очевидную странность, он не стал ни с кем делиться, боясь, что лишние слова приведут к повышенному вниманию и лишним тревогам со стороны соплеменников.
Не дослушав рассказ Иммиладрис не сдержалась и влепила ему затрещину, которая могла по силе поспорить с тумаками наставницы.
- Значит это началось почти месяц назад, а ты так никому и не рассказал?
- Но кроме слуха и ушей ничего больше не поменялось. Тогда я посчитал, что не стоит обременять кого-то лишними заботами, и постарался привыкнуть к ново… - он словил ещё одну оплеуху. – Это больно, между прочим, - заметил вождь.
- Ты в курсе, что у тебя позвонков на два стало больше? – она с силой продавливала ему поясницу, не гнушаясь исследовать и пониже.
- Нет, но спина сильно болела с неделю назад, а перед этим я целый день таскал хворост и поленья для костра.
- Как ты вообще ходить смог?
Тирг не ответил. Парень сильно покраснел – прикосновения женщины, казалось, оставляли горячие следы по всему телу. На его памяти только Микаэль могла также бесцеремонно и без смущения дотрагиваться до его спины и груди, вкладывая в движения далеко на материнскую ласку.
- Что-нибудь ещё необычное? Всё, что угодно.
- Сны.
- Сны?
- Карин сказала, что громко говорю во сне, но я совсем ничего не помню.
Иммиладрис внимательно изучала рисунок линий его правой ладони. Тирг даже не мог представить, что на лице жрицы могут отразиться такие эмоции. Неуверенной растерянной девчонкой она выхватила памию и вновь принялась искать. Забыв о биометрике вождя, она вернулась к корню дерева, хранящему собранные сведения о Прародителе.
- Такого просто не может быть…
- Разве это не позднее дозревание? – недоумевал волк.
Реальность, на которую столь остро реагировала жрица, начала откровенно пугать.
- Если бы обошлось простым дозреванием, ты бы валялся плашмя полгода и издох, не пройдя и половины, - служительница Создателя злилась из-за необходимости объяснять прописные для неё истины, – а это… это…
«Чудо…» - мелькнула мысль в её голове.
Но Иммиладрис прекрасно знала, что чудес на свете не бывает.
@темы: творчество, глава 6, литература, запретные горы