Запретные горы. Глава 3.

[TheKakTyc]

Шлифую и шлифую. Раз сорок перечитала. И каждый раз хоть что-нибудь да поправила.
Но зато недостающее дописывается. Новое приплетается. Не хочу на сей раз запутаться. Буду очень осторожно вписывать детали.

Глава 3.
Обитель Создателя.

***
Храм был гораздо больше обычного святилища, но устройством почти не отличался. Три здания: женский дом, мужской и дом жрицы. Между полузаброшенным жильём примостились две небольшие постройки - кладовая и кухня. В центре площади, окружённой зданиями, стоял алтарь Создателя.
Местные странно тянули гласные. В остальном язык, на котором они переговаривались, не сильно отличался от того, на котором он привык общаться с собратьями.
Но был ли толк, если послушник и девчонка смолкли стоило ему открыть лицо?
Оба с трудом подавляли эмоции. Девушка тревожно дёргала ушами и боялась даже посмотреть лишний раз на своего спасителя.
«А какие слова говорила, когда из-под песка выбралась…»
Белобрысый храбрился, хоть ростом и не вышел. В тишине вечера он напоил гостей прохладной водой и попытался расспросить, зачем они пришли. Рыжая принялась живо объяснять, запинаясь через слово. Мальчишка слушал её и вежливо улыбался. Оба будто забыли про третьего перевёртыша.
Наполнив и осушив чашу два раза, пришелец пошёл к алтарю. На чистом каменном столе лежала какая-то еда, стоял кувшин с водой.
Помедлив, гость положил на алтарь свою чудную маску. Формой шлем напоминал голову давно вымершего зверя. В сгущающихся сумерках тускло блеснули вставки из псевдостали и тёмные стёкла «глазниц».
Тонкие чёрные губы беззвучно зашевелились.
Голова работала худо. Перевёртыша подташнивало и клонило в сон, но он упрямо выуживал из памяти имена и образы, чтобы сказать Создателю, сколько детей нужно проводить к Проматери, дабы та подарила им новые воплощения.
«Что за бесполезные жесты?» - он остановился, не назвав и двух сотен имён, устало вздохнул и повернулся к выходу.

***
Кота только собирался окликнуть гостя, когда тот решил вернуться к арке. Пришелец чуть не налетел на послушника, оказавшегося у него на пути.
Мальчик не владел своим телом. Дух высшей руководил его движениями. Мысли свои Иммиладрис ловко скрывала.
Задрав голову, она долго всматривалась в лицо гостя. Её нисколько не волновали ни большая разница в росте, ни странная одежда чужака. Серая потрескавшаяся местами кожа совсем не смущала. Жрица старалась заглянуть глубже уродливой неестественной маски, в которую превратился лик пришельца. От чужака исходил слабый запах живого тела.
- Ты можешь говорить? – спросила она голосом мальчика.
Гость отрицательно помотал головой.
- Идём со мной.
Послушник прошёл мимо алтаря. Коте очень хотелось рассмотреть предмет, оставленный рядом с другими подношениями. Жрица же никакого интереса не проявила.
Иммиладрис легко ступала огрубевшими стопами, не касаясь пятками земли. Когда женщина брала верх, её старые привычки проявляли себя настолько, что тело начинало казаться чужим и незнакомым.
Обойдя стол, она обернулась. Гость выглядел на удивление растерянным. Он тряхнул головой и подобрался.
- Идём, - повторила жрица. – Тебе нужно гораздо больше воды чтобы восстановиться.
Перевёртыш в последний раз глянул на свой дар Создателю и пошёл за ней.

***
Он стоял на коленях на краю резервуара, не решаясь коснуться прохладной поверхности.
Вода играла дрожащими бликами. Только она могла вернуть телу здоровье и силу после длительного перехода. Даже выверенный предками обмен веществ мог подвести, если перешагнуть черту.
Перевёртыша пьянил воздух, напоённый сладкой влагой
- Тебе лучше залезть туда.
Завороженный зрелищем блестящей глади, он совсем забыл про мальчишку.
Послушник, проявивший внезапную учтивость и внимательность, принёс стопку сложенной одежды. Серой, как и на нём.
- Раздевайся и вперед.
С этими словами мальчишка стянул свою просторную рубашку, оголив тщедушное тело.
Раздевшись, послушник без сомнений залез в воду. Пришелец не мог скрыть свою растерянность.
- Залезай, - продолжил подначивать белобрысый.
Мальчик оставался спокоен, даже весел. Мысль о том, что это может быть простая насмешка, привела пустынного жителя в чувство. Он медленно потянулся к воде. Сухая ладонь с потрескавшимися ногтями остановилась в пяти сантиметрах от поверхности. Тогда послушник резко погрузился в воду по самые уши. Порожденная движением волна докатилась до стены купальни, коснувшись серых пальцев.
Тот вздрогнул. И посмотрел на место соприкосновения: кожа будто потемнела, но пятно быстро рассосалось. На ладони не осталось и капельки.
- Это облегчит работу кровеносной системы, - мелкий уселся в воде всем своим видом показывая, что в происходящем нет ничего странного.
Его слова казались вполне разумными. Перевёртыш встал, расстегнул комбинезон, вылез из него, оставшись в мешковатом выцветшем сьюте и ботинках, плотно облегающих икры. Расшнуровав обувь и разлепив наплечные швы цельного костюма, он легко выбрался из одежды.
Сам путешественник не созерцал своего тела с самого начала пути. Вид истончившихся рук и ног, выступающих ребер был привычен – редко в его жизни наступали моменты, когда воды было достаточно. Единственное, что сейчас явно выделялось, так это вздувшийся живот почти сразу под рёбрами. Такого раньше не было, но он не стал выказывать своего беспокойства.
Мальчишка внимательно следил за ним и, казалось, даже затаил дыхание.
«Испугался наконец-таки?»
Пустынник быстро залез в воду. Купальня ненадолго помутнела, но грязь вымыло проточной водой. Желая покончить со своими сомнениями, он нырнул с головой. В центре дно было ниже чем по краям. Перевёртыш потянулся к нему и закрыл глаза, дав организму полную свободу действий. Вода успокоила возбужденные нервы и одновременно ускорила кровоток. Темная еле движущаяся по сосудам жижа, которая по сути являлась преобразованной кровью, прилила к капиллярам. Те, в некоторых местах полностью потерявшие эластичность, лопались, оставляя под кожей чёрные кляксы. Пятна почти сразу же рассасывались.
Плоть насыщалась влагой. Кожа за считанные минуты стала прозрачной и дряблой.
Перевёртыш вынырнул и облегчённо вздохнул. Он с удивление глядел на морщинистые руки, и не мог поднять их выше поверхности воды – усталость накатила вслед за понизившимся давлением.
- Ты ведь можешь уже говорить? – спросил Кота.
Пустынник сидел рядом с ним в полной апатии. Несмотря на все попытки удержаться на плаву, перевёртыш медленно сползал по наклонной стене.
- Клык, - вместо ответа представился он. – Сын Пустынных Волков.
Голос звучал сипло и незнакомо.
- Как долго ты в состоянии эксикоза, Клык?
Он начал говорить, когда подбородок вода уже доходила ему до подбородка:
- Две… - и закашлялся из-за заполнившей рот влагой.
- Моё имя – Кота, - мальчик уперся ладонью ему в грудь, не давая сползти ещё ниже. – Я – сын храма Создателя. Посидим так немного.
Клык не возражал. Процесс восстановления вышел из-под контроля и всё, на что он мог надеяться, была мудрость предков.
- Если станет совсем дурно, скажи – я тебя сразу вытащу.
- Хорошо.
- Сознание только не потеряй.

***
- Не стану, - распухшие побуревшие губы Клыка растянулись в подобии улыбки.
Лицо волка стало ещё страшнее, но Иммиладрис нисколько не смутилась. Она прекрасно видела сквозь маску обвисшей кожи. И в словах своего собеседника жрица не сомневалась.
«Пустынные Волки - синонимом трусости и бесчестью. У тебя даже племенного узора нет. Что ты здесь забыл?» - возмущался Кота. Послушнику не нравилась сложившаяся ситуация.
Род, к которому принадлежал Клык, предпочёл выживать в бесплодных землях и прятаться в уцелевших руинах вместо того, чтобы восстать с другими племенами против морских тварей. И тем заслужил себе дурную славу.
- Неужели две луны? – задумчиво переспросила она.
- Две половины.
- Ты раньше заходил так далеко?
- Ни разу.
«Молодой и неопытный», - пожалела жрица. Волк продолжил:
- Мой предыдущий рубеж был на четыре дня меньше.
- Уже лучше, - она упёрлась свободной рукой ему в живот.
Перевертыш поморщился как от боли.
- Меня это беспокоит, - пояснила Иммиладрис. – Расскажи, что ты делал?
Клык не ответил.
- Скажи, что ты сделал, – повторила она с нажимом.
Её рука скользнула ниже - к пупку – там вздутия уже не было.
- Как всегда ускорил кровотечение, - наконец произнёс он.
- Ты до сих пор страдаешь обезвоживанием, Клык, - она повела пальцами наверх, сосредоточившись на тактильных ощущениях. – Я постараюсь помочь, но ты должен расслабиться.
Поиски увенчались успехом. Она ткнула костяшками пальцев ему под солнечное сплетение. Перевертыш согнулся и снова наглотался воды. Жрица удержала его, продолжая барабанить – где ощутимо больно, а где-то едва прикасаюсь к коже. Мышцы живота постепенно расслаблялись – вода покидала желудок и шла дальше.
Только дойдя до выпирающих тазовых костей, Иммиладрис остановилась.
Клык совсем размяк, зато дышал теперь легче. Он держался наплаву только благодаря её усилиям.
- Пора вылезать, - тихо сказала жрица.
- Я не смогу сам.
- Я знаю.

***
Кота казался хрупким, как сухая травинка, затерявшаяся среди камней: сухой, тонкий, со шрамом через плечо. Но, как и с пустынной растительностью, впечатление было обманчивым.
Впервые за долгое время Клык думал, что есть в мире перевёртыш, на которого можно опереться. В прямом смысле этого слова. Мальчишка нравился ему всё больше и больше, хотя знакомы они были считанные часы.
Он помог волку одеться и поддержал, пока они добирались до мужского дома.
Пустынный житель сидел на ступенях широкого крыльца, когда мальчик готовил постель.
Послушник расстелил два тюфяка и вернулся к гостю.
- Удивительно, что кто-то выжил и даже смог продолжить род.
- О чём ты? - не понял перевёртыш
- После Плача Мредмери тысячу лет назад только одно племя пожелало вернуться в Проклятые степи, - объяснил собеседник, – Волки.
Он помог гостю добраться до постели.
В углу огромной комнаты рядом с другими свёрнутыми подстилками лежали покрывала. Кота сходил за ними, а когда вернулся, укрыл Клыка. Удовлетворённый результатом, мальчик принялся за свою постель.
Волка знобило. Организм пускал в дело полученную воду - температура повышалась.
- Проклятыми степями называли пустыню ещё до того, как эрозия почвы и смена климата привели к образованию песчаных дюн, - продолжил послушник.
Клыка удивляло, как легко раскрываются факты о его народе, которые самому ему с детства подавали в виде легенд и сказаний.
- Насколько мне известно, туда отправился их вождь – последний потомок Зверя – и некоторые его сородичи, - Кота закончил с приготовлениями. – Как у вас там всё устроено? Вы держитесь племенем? У вас сохранилась высшая линия?
Клык закрыл глаза. Слишком много событий за один вечер, после вереницы скучных трудных дней.
– Я устал.
- Тогда расскажешь позже, - согласился послушник.
- Хорошо.
Под веками танцевали разноцветные круги. Сил не было даже на то, чтобы повернуться на бок и свернуться калачиком. Неверный сон граничил с бредом, когда на лоб ему легла прохладная ладонь.
То ли из-за возбужденного состояния, а может следуя интуитивному порыву, Клык разом стряхнул с себя всю сонливость. Глаза остались закрытыми, но реальность стала прозрачной и ясной как стекло.
Он чувствовал изучающий взгляд Коты, и даже пожалел, что так быстро начал ему доверять. Послушник медленно повернул голову волка в одну сторону, в другую.
- Тебе лучше не распространяться о том, к какому племени ты принадлежишь, - тихо промолвил мальчик. – В здешних легендах много чего переврали.
Он наконец оставил гостя в покое и забрался на свой тюфяк. Погасла единственная лампа.
Клык ещё долго не мог уснуть, размышляя над сказанным.
Он пришёл из Пустыни, чтобы найти ответы, и даже подумать не мог, что стоит только подняться вверх по древней лестнице, как сразу же столкнётся с историей своего племени.
«Выходит, ты знаешь, да? - думал Волк, глядя на спящего мальчика. – Ты сможешь сказать, что мне делать дальше».
Успокоенный этой мыслью, он заснул.

***
В руках у Коты снова была метла, но занимался он только одним небольшим пятачком двора рядом с домом жрицы.
Утром послушник открыл окно в атриуме, а теперь только и делал, что крутился под ним.
Жрица приняла Рифок сразу после завтрака.
С самого начала подслушанного разговора Кота понял с чем связан визит: дочь Пустынных Лисиц прочили в служители Храма. Девушка была потомком побочной линии. Рыжая, кудрявая, вся в веснушках она мало чем походила на старую жрицу, но что-то общее у них было.
Запах. Как только девушка смыла с себя пыль и пот, Кота почувствовал его. Тело старой жрицы испускало лишь слабый отголосок, но и так вблизи неё было приятно находиться. Феромоны Рифок заставляли вздыхать глубже, что само по себе успокаивало.
«Она не умеет их контролировать, - заметила Иммиладрис. – Действие не направленное и легко меняется вместе с эмоциями. Если поддашься их влиянию, то можешь натворить глупостей».
- Создатель! Я ни за что не поведусь на это! – мальчишка сильно покраснел и принялся усерднее сметать несуществующую пыль.
Только произнеся эти слова, он понял, что по привычке озвучил свои мысли, так будто высшая стояла рядом.
«Да, старуха тебя тоже слышала. Хотя она и так в курсе, что ты подслушиваешь».
- На что?
Клык наблюдал за ним, сидя на маленьком крыльце кухни. Обвисшей после ночного купания коже возвращалась упругость, из пепельно-серой она стала бурой и резко контрастировала со светлой одеждой, вены не просвечивали так чётко как вчера. Нос принял нормальный пропорциональный размер – жидкость вернулась в хрящи. Посветлевшие уши вяло свисали. Сочетание перечисленных признаков с жуткой худобой заставляло задуматься: как же он будет выглядеть, когда ему вернётся нормальный вид?
Рядом с Клыком стояла чашка с водой. Иногда он заходил в кухню, чтобы наполнить её, но больше сидел на улице.
- А? – с Котой часто случались подобные казусы, поэтому он с детства научился отыгрывать дурочка. – Я вслух сказал?
- Нет, просто я умею читать мысли.
Послушник растерянно уставился на гостя, тот криво улыбнулся.
- Согласен, - исправился Клык. – Шутить я не умею.
Кота постарался, чтобы его выдох не выдал облегчения.
- Ты уже два часа подметаешь – в этом вообще есть смысл? Всё равно же нанесет.
Наглости волку было не занимать. За утро это была не первая попытка завязать разговор. Послушник всё время его игнорировал, но теперь ситуация складывалась не в его пользу.
- Если так относиться, то через неделю на месте Храма будет целая дюна, - ответил мальчишка поучительным тоном.
Гостя его манера почему-то сильно развеселила. Кота посмотрел в проём открытого окошка – продолжать под ним стоять было без толку. Голоса звучали всё тише и тише, будто удалялись. Взволнованные интонации Рифок угасли, хриплый кашель жрицы больше не вылетал карканьем старой вороны.
- Лучше присядь, - Клык приглашающе повёл рукой рядом с собой. – А то я уж думать начал, что ты меня боишься.
Коте и было страшно. Несмотря на смелое заверение Иммиладрис, что через неделю-полторы он и не вспомнит в каком состояние гость появился на пороге Храма, послушнику было почти мерзко сидеть рядом с ним. Не столько из-за внешнего вида - хотя тот сильно изменился за сутки - сколько из-за того же запаха. Процессы, происходящие в организме Клыка, порождали целую тучу едва уловимых ароматов, которые у потеющего существа просто не заметны. Организм Клыка берег воду и почти её не выделял, пока что.
Атмосфера не располагала к дружелюбному разговору. В голове крутилась только одна мысль: «Чужак!»
- Это нормально, остерегаться чего-то незнакомого, - сказал Кота.
Нехотя он последовал совету Клыка.
Перевертыши некоторое время посидели, пытаясь разобрать голоса старухи и молодой девушки. Убедившись, что напрасно стараются, оба разочаровано вздохнули и переглянулись.
- Разве жрицей может стать не только прямой потомок Храма? – начал Клык.
- Ты ещё спрашиваешь? Конечно, испокон веков так было… - запах гостя нервировал, но и отказаться от беседы Кота уже не мог.
- Слава Создателю, а то я уж думал, что здесь совсем перестали следовать обычаям.
- Но если она из побочной линии, то имеет право здесь поселиться и пройти испытание…
Кота заметно смутился: ещё вчера утром он и представить себе не мог, что в храме может жить ещё кто-то, к тому же девушка. Рыженькая Лисица за один вечер из напуганной замарашки превратилась в подвижную красавицу. Иммиладрис была права: без должного обучения девушка могла случайно сломать порядок вещей. Такие перемены не обещали ничего хорошего.

***
Клык нахмурился, вспомнив почему всё утро просидел на улице.
- Я хотел поблагодарить за вчерашнее.
- О, не стоит, - живо отмахнулся Кота. – Всегда рад помочь. Как ты сейчас себя чувствуешь?
- Отвратительно, - честно признался перевертыш, - но я был готов к этому. Можно ли мне остаться здесь, пока я не восстановлюсь полностью?
- Опять глупый вопрос, - заметил послушник.
Выражение его лица на миг стало отрешённым. Кота будто предался каким-то своим мыслям и очень быстро вынырнул из них.
– Храм готов принять любого, кто чтит Создателя и в родстве с Проматерью. Но что ты будешь делать, когда вода наполнит твою плоть?
Волк еле прищурился. Он внимательно изучал сидящего рядом служителя храма. При их первой встрече он заметил лишь смену настроения и манеры речи. В купальне вечером мальчишка тоже легко сохранял спокойствие, хотя в любое другое время казался нервным. Теперь, когда к Клыку частично вернулось обоняние, он мог поклясться, что и сама атмосфера изменилась.
- Вчера… - начал он.
Дверь в домике жрицы скользнула в сторону, открывая выход. Рифок шагнула на крыльцо с задумчивым видом. Она прошла через двор к алтарю и опустилась перед ним на колени. Лисица замерла на некоторое время, сложив руки перед собой. Быстро закончив с молитвой, она встала, огляделась и направилась к мужчинам.
Мальчишка не мог оторвать от неё взгляда, совершенно забыв о собеседнике.
Он снова стал таким же, растерянным и недоверчивым ребёнком.
- В любом случае, я должен поговорить с хозяйкой храма, - закончил волк.

***
Она была не столь старой, сколько уставшей. Последняя из рода Пустынного храма больше века защищала оплот Создателя от нападок песчаных бурь и пустынных тварей, порой подходивших к горам слишком близко.
Сухое тонкое тело тонуло в серых одеждах. На высохшем бронзовом от загара лице, лишенном всякого намёка на морщины, застыло презрительное выражение.
- Не думала, что кто-то из трусливых щенков рискнёт явиться к нам на порог.
Пустынный волк спокойно перенес оскорбление. Он не собирался отстаивать честь своего племени: бесполезно защищаться, когда не знаешь, в чём заключается обида. Клык был готов к холодному приёму.
- Возвращайся. И сородичам передай, чтобы духу вашего здесь не было.
- Моё тело не выдержит второго перехода, если я не завершу восстановления, если мне будет позволено… - начал он.
- А нам-то какое дело? – продолжил давить старуха. – Каждая минута твоего здесь пребывания оскорбляет Создателя.
- Так почему же его сила не покарает меня? – Клык оскалился в наглой улыбке.
«Видят прародители, я не хотел показывать зубы».
После таких слов, жрица имела полное право выставить его из храма.
Однако и волк был по-своему прав: родитель не станет вредить своим детям, а значит никакие жреческие уловки не могли подействовать на сородичей. Больше противопоставить сильному, несмотря на удручающее состояние, перевёртышу старухе было нечего.
- Потому что он не тратится на глупцов! – она упрямо наклонилась вперед, обдав Клыка волной странной энергии.
Клык растерянно заморгал. Происходящее выходило за грань его понимания. Он продолжал сидеть перед ней, скрестив ноги, ожидая, что может произойти.
Реакция на его бесстрастность оказалась чересчур бурной. Старуха чуть ли не с ужасом подалась назад и даже сползла со своего места. По её виду Клык понял, что невольно стал победителем. Оставалось только умело собрать плоды.
- Неужели… - старуха задрожала и даже попыталась встать. – Неужели ты…
Под окном вновь принялся за своё дело Кота. Компанию ему, судя по звукам составила не только метла, но и Лисица. Послушник принялся ей что-то объяснять.
- Ты… ты… - повторяла женщина.
Клык рванулся к жрице, наплевав на всякое благоговение. В месте, где он рос, не было ни высших, ни храмов, ни алтарей Создателя. Только песок, руины, вечная жажда и легенды. Но о последних забывали, когда дело касалось выживания и продолжения рода.
- Молчи. Молчи, старая, - начал он шёпотом. Рукой он закрыл бронзовое лицо. – Я останусь здесь. Останусь до тех пор, пока сам не решу, что пора уходить, поняла? - он слегка тряхнул старуху.
Женщина испугано съёжилась, растеряв последние остатки величия и грациозности.
Тогда волк отпустил её и вернулся на своё место.
Старуха долго не могла отдышаться.
- Я поняла, - наконец нарушила она тяжелое молчание. – Оставайся, сколько пожелаешь. Скоро праздники: сам уйдёшь, если жизнь дорога.