Запретные горы. Глава первая.

[TheKakTyc]

Итак, я взялась. И у меня даже получается. Мне даже нравится. Были затупы. Было тяжко. Но я решила идти до конца. И вот у меня целая глава *---*логичная, завершенная с замахом на продолжение. И я знаю, что буду писать дальше. И самое главное, что сама. Не знаю будет ли это кто читать, однако надеюсь.

Правлено от 30.09.2014


Глава 1.
***
По Пустыне прошла песчаная буря. Зародившись в районе между Фелицией и Империей, она размашистым вихрем докатилась до Запретных гор и разбилась о природные стены, засылая песок и пыль далеко на север. Камень, дающий отпор стихии, за тысячу лет потерял всякий намёк на плодородную почву, обратившись в голую скалу. Поглощая тепло днём и легко прощаясь с ним ночью, он спекался и трескался. Порывы ветра забивали трещины и расщелины песком, но стоило стихии ослабнуть, как частички Пустыни бежали обратно к матери, скатываясь по наклонным поверхностям, где-то образуя целые ручейки, местами наполняя природные резервуары, перетекая через край, превращаясь в кремниевые потоки, грозящие убийственной тяжестью и беспрестанной изменчивостью.
Плоть возвращалась к прародителю, будто кровью вытекая из ран природной стены, крошка за крошкой отбирая у скал их твердь и целостность. Метаморфозу, начавшемся более тысячи лет назад, было ещё дольше до завершения.
Когда-то здесь царствовала органическая жизнь и чувствительный ко всему прекрасному разум. Были построены города, увековечившие своих создателей. Древние руины ещё поднимались стертыми песком костями то там, то здесь. Песок затопил подземные помещения, убивая древних Защитников, чудом переживших атаку морского народа. Сама Пустыня представляла собой жутки зарубцевавшийся шрам от стихийного буйства, поминаемого сейчас только в легендах и песнях.

***
Обычно у Коты всегда было дело, а если не было, то метлу в руки и вперед. Двор большой – пыли много. С лихвой хватало на день-другой.
Худенький пятнадцатилетний мальчик не жаловался, хотя порой часами прохаживал под палящим солнцем. Когда-то его макушка была темно-русая, а теперь даже зимой не теряла светло-льняной оттенок. У него никогда не случалось тепловых ударов или ещё каких-нибудь вредных последствий долгой работы на солнцепёке, что удивляло немногих его знакомых.
Когда Кота был маленький, старуха не позволяла ему играть с перевертышами из селения, а если и отпускала куда, то только надавав множество поручений, так что времени перекинуться парой слов со сверстниками не было.
Работа, одна работа! Невольно привыкаешь к этому. Особенно, когда никто не торопится потревожить обычное течение повседневных хлопот. С пылью и песком их только прибавлялось...
Усердно промахав метлой целый час, Кота остановился передохнуть.
Дневное светило привычно припекало. Безоблачное небо по детству пугало мальчика своей высасывающей бездонностью, но не теперь. Сейчас он мог бы бесконечно смотреть в глубокую синеву, но стоять без дела было рискованно: нынче у жрицы было одно развлечение – наблюдать за молодым послушником и делать едкие замечания, если её что-то не устраивало.
От храма вниз шла длинная широкая лестница. Где-то на середине она пускала ответвление в сторону – к поселкам, спрятанным от разрушительных бурь и иссушающих ветров пустыни за природным барьером. Основная - более древняя - часть подъёма далеко внизу уходила в песок. Храм в противовес мирской осторожности встречал бурю лицом, подтверждая своё высокое положение.
За тысячелетие его насколько раз сносило. Обветшалый вид святого места стал традиционным, но алтарь стоял исконный. Облизанный ветрами и закалённый палящим солнцем он хранил святость и память Создателя.
Цветочный орнамент, с самого начала вырезанный заботливыми руками, превратился в непримечательные бугорки. Оббитые края сгладились. Время лишало памятник углов и граней, будто отбирая единственное, оружие, которое было ему доступно.
Помимо веры, конечно. Но и та поиссякла. Теперь о храме вспоминали только в праздники. В такие дни здесь было не протолкнуться. К монолиту собирались все перевертыши долины, прячущейся за скалистым валом. Горный народ заполнял не только храмовые земли, но и ближайшие леса, также защищенные от пустыни непреодолимой преградой.
Куда делись надоедливые паломники, о которых сохранилось столько забавных историй? Где гордые вожди, что в былые времена наведывались в храм после каждого сезона охоты с щедрыми подношениями? На алтаре теперь покоились только фрукты, овощи да целебные травы. Даже молока не было.
Коту не пускали охотиться: как любой другой мужчина, он не мог провести обряд очищения самостоятельно, а у нынешней жрицы на это просто не хватило бы сил. Другие церемонии тоже были по большей части заброшены. Почти век прошёл с тех пор, как хранительница алтаря в последний раз одарила своей милостью достойного мужа и перешла на новую ступень служения. Храм старел без притока молодой крови, подходящей же девочки в своё время не нашлось.
Старость. Мальчик не знал, сколько хозяйке лет, но за тот десяток, что Кота провёл здесь, она ни капли не изменилась. Женщина могла бы попросить помощи у селян – ведь там, наверняка нашлись бы подходящие девушки – те, у кого в роду были сыновья Храма. Принять одну или двух в обветшалый чертог и передать все знания – всё было, лучше, чем кануть в лету, унеся с собой великое наследие, но жрица даже слышать не желала о подобном и, будто в отместку, выдавала Коте ещё с десяток лишних поручений, стоило тому только заикнуться.
Алтарь всегда охраняли только Высшие, и жрица была последней из них. В соседних селениях необычные дети нынче не рождались, да и редко какая побочная линия могла подарить жизнь такому существу. Только храмовые родословные, сумевшие сохранить чистоту и плодовитость, могли похвастаться молодыми жрицами.
Род Пустынного храма угасал уже порядка трехсот лет, и теперь процесс достиг конечной стадии.
Паренек посмотрел в синюю даль, колышущуюся жарким маревом. Очищенный ненастьем воздух был прозрачен, но искажал и без того непостоянные черты пустыни.
Буря.
Воспоминания Коты об их первой встрече были невероятно прекрасны и вместе с тем заставляли содрогаться от страха. Огромная взвесь темно-бурого песка, поднятая ветром, тащилась к храму в своём извечном стремлении разрушить и сломать.
«Очистить и дать дорогу чему-то новому…»
Темный вихрь снова был перед его глазами. Сверху у храма обычно слышен только шелест песка и завывания ветров, но Кота никогда бы не мог забыть жуткий гул и связанный с ним образ. Мальчишке было пять лет. Он только попал в храм и первым же его заданием стал спуск в самый низ лестницы – к Пустыне.
Жрица знала, что с чем он столкнется в конце пути, и даже не подумала намекнуть. Кота хорошо запомнил дорогу к верной смерти – каждую мелочь: стертые ступени, сухую траву, пробивавшуюся меж камней, щели в скалах забитые песком – мертвая земля. Не верилось, что за горой долина, славящаяся буйной растительностью и плодородной почвой.
Он спустился вниз, наглотавшись пыли и песка, но путь назад казался нереальным. Волосы мальчишки встали дыбом не сколько от завывающего ветра, сколько от давящего напряжения. Песок превратился в струи, без остановки хлещущие по телу, защищенному лишь тканью одежды. Воздух искрил от мелких разрядов. Кота шёл дальше, пройдя периферию и фронт, - к самому центру.
Иногда мальчишке казалось, что это был просто сон.
Кота очнулся в храме. Буря слизала изрядную долю кожи и плоти, но говорили о том, что и костями она редко брезговал, уничтожая всё живое на своём пути. Мальчишку спасла регенерирующая способность, проявляющаяся у детей сильнее, чем у взрослых, и кое-что ещё, что встретило его в самом конце пути.
Он был слеп и глух долгую неделю. Жрица ухаживала за ним. К тому времени, когда чувства начали возвращаться, ребёнок потерял голос от нескончаемых стонов и рыданий.
Кошмар остался в прошлом. Кота был жив и здоров, шрамов почти не осталось - только на правом плече глубокий рубец обещал испортить племенной орнамент, которого у мальчишки ещё не было...
- Поторапливайся, - скрипучий голос выдернул перевертыша из воспоминаний.
- А?... – пелена спала с глаз. В руках была всё та же метла, а небо пустыни радовало умиротворяющей чистотой. – Да, конечно, – ответил паренёк в сторону храма.
Мальчик быстро смёл остатки песка и пыли.
Только у самой арки, обозначающей вход на территорию храма, он заметил, что по основной лестнице гораздо ниже единственного ответвления поднимается чёрная точка путника.

***
Её душили горячие запахи пыли и песка. Солнце только клонилось к закату, а Рефок уже устала проклинать себя за слабость. Не она одна воплощала в себе несовершенство задумки древних предков – в нынешние времена осталось мало перевёртышей, которые равнялись бы ловкостью и выносливостью с предыдущими поколениями. Даже храмовые служители не могли похвастаться чистотой родословных, что уж говорить о вождях и тем более об остальных.
Желтый круг дневного светила не щадил дочь племени. Пот стремительно испарялся, оставляя светлые пятна на одежде. Голову пекло, но перевёртыш вместе с проклятиями возносила благодарности своей бабке Шими за то, что та по молодости сбегала в соседнюю деревню, где зачла своего первенца – от деда по материнской линии Рефок унаследовала шапку рыжих кудряшек, которая сейчас спасала девушку от солнечного удара.
О том, чтобы отослать её в Храм, глава, которому Рефок приходилась племянницей, заговорил в начале зимы. Так получилось, что рыжий избранник Шими был сыном Храма. Мальчиков жрицы рожали редко – они не могли долго оставаться при матерях. Детей воспитывали в близлежащих деревнях. И если рождался в храмовом роду мужчина, то он становился воином из воинов, так что свою блудливую бабку Рефок вполне понимала. Вот только расплачиваться по долгам бестии, не так давно отошедшей в мир иной, внучка нисколько не хотела.
А был ли выбор? Пойти против воли главы племени, а потом пусть внуки расплачиваются за ошибки на сей раз её молодости? Спасибо родичу и на том, что нашёл ей цель, на которую жизнь потратить не жалко, а то блуждала бы по окрестностям, как неприкаянная мать, искала бы покоя и так и не поняла бы, кто она.
Глава сказал: «Будешь послушницей», - значит, так тому и быть.
Рефок остановилась отдышаться. Зачем нужно делать главную дорогу со стороны пустыни? Испокон веков храм посещали только жители долины, но за это время узкая тропинка, примыкавшая к основному пути гораздо выше середины, так и не смогла разрастись вширь, чтобы пропустить за раз больше двух трущихся плечами путников. Выдолбленная в скале она забирала песок, приносимый бурями и так же быстро отпускала его, струящимся по наклонной. Девушке казалось, что она идет по горной речке против течения. Ноги местами вязли по колено. Песок и жара вытягивали последние силы, близкие каменные стены душили больше сознание, чем тело.
И вот за очередным поворотом наконец-то замаячило светлое пятно выхода из коридора на большую дорогу. Здесь песка было больше. Хрупкий баланс удерживал нанесенные ветром песчинки. Рефок в почти бессознательном состоянии заметила, что земля под ногами не стабильна, только когда внезапно усилившееся «течение» уложило её на горячий песок, а кремниевая волна накрыла с головой.
Она хотела вскрикнуть, но рот тут же заполнился горячим песком. Дочь племени забарахталась, надеясь выскользнуть на поверхность, но масса давила всё сильнее, мелкие обломки скал и песчинки забирались под одежду, царапали и жгли кожу. Медленно её толкало вниз, вместе с потоком.
«Не вдыхай! Даже не пытайся!» - тяжесть песка не давала ей шанса совершить подобную глупость.
Всё произошло слишком быстро и на заброшенной дороге. Может быть, её тело найдут во время предпраздничного паломничества. Может быть, а может - и нет.
Воздуха в лёгких хватило на ничтожно малое время, и мозг начал погружаться в паническую агонию.

***
Вся короткая жизнь была заключена в прозрачную сферу. Чувства, мысли и воспоминания – свидетельства шестнадцати прожитых лет – вместо того, чтобы выстроиться в логичную цепочку и пройти перед глазами по порядку, накладывались друг на друга. Она одновременно ощущала себя маленьким ребёнком, девчонкой-сорванцом, глупенькой дурочкой только созревшей, для продолжения рода, и перевёртышем, придавленным песком...
Заключённая в невидимых границах девушка сходила с ума от океана образов и звуков, захлестнувших разум. Рефок смотрела в себя. Она переживала каждый момент, так будто действия происходили сейчас. Радость, нежность, робость, презрение, гнев, стыд и множество не менее сильных чувств затапливали её. Перевёртышу хотелось сбежать из странного места. Девушка билась о границы, и от каждого удара те становились всё тоньше и тоньше. Только когда они стали почти неощутимыми, дочь племени обратила внимание, что за ними.
Высасывающая бесцветная пустота, способная легко разорвать, испугала больше, чем внезапно нахлынувшее безумие. В её ушах звучали тысячи фраз и предложений, произнесённых в разное время её родными и близкими, чужаками и врагами, но девушка понимала, что это гораздо лучше того, к чему сама себя приговорила.
Стенки были тонки, как плёнка мыльного пузыря. Равновесие могло быть нарушено в любой момент от просто прикосновения.
Вне сферы не было смысла искать Создателя, который принял бы дитя, погибшее в столь юном возрасте. Она жаждала покоя и вместе с тем боялась его.
Внезапно сферу будто накрыло белым сияющим покрывалом. Уничтожающая пустота не исчезла, а будто отдалилась. Стены, оберегающие Рефок, стали крепче и надежнее. Защитник вернул мысли и ощущения в должный порядок.
Теперь она четко осознавала, где находится: восприятие возвращало её в реальность наполненную горячим ветром и шелестом разгребаемого песка.

***
Под слишком широким комбинезоном угадывались черты его истощённого тела.
Рефок только откашлялась. На зубах противно скрипел песок. Наполовину закопанная она искренне радовалась горячему воздуху, теперь свободно проникающему в лёгкие. Она часто моргала: глаза слезились из-за попавшей в них пыли.
«Я жива».
Её спаситель сидел на песке, скрестив ноги. Маска закрывала почти всё лицо, оставляя незащищенным только серый от пыли подбородок с черной полосой потрескавшихся губ.
Выход из коридора к широкой дороге стал дальше метров на двадцать – ровно столько её протащило в песочной массе. Поцарапанные обожжённые щёки защипало от солёной влаги. Рефок задрожала и забилась, пытаясь выбраться из ловушки Пустыни: ей начало казаться, что земля снова зыбка и непрочна.
Незнакомец, подобрал накидку, оставленную рядом, и встал. Он направился к главной лестнице, как ни в чём не бывало, когда девушка, преодолев панику, всё-таки смогла закричать.
- Стой!
Спаситель повернулся к ней.
- Я… - пытаясь совладать с собой, Рефок, начала выбираться из природного плена. – Я благодарю тебя, - голос предательски дрожал.
Она умолкла. Незнакомец снова рванулся уйти, но девушка уже освободилась, хотя всё ещё не могла встать. Рефок подалась вперёд и успела ухватить его за ногу - до чего же та оказалась худой. Спаситель, посланный самой судьбой, снова повернулся к ней.
- Спасибо тебе, - лепетала она ритуальные слова. – Мой долг будет оплачен, как только ты пожелаешь, - она закончила фразу и отпустила его.
Незнакомец повернулся к ней и присел на корточки. Даже так он оставался выше. Путник провёл рукой, спрятанной в перчатку, вдоль своей шеи к подбородку и завершил жест, раскрыв ладонь у рта, а потом отрицательно помотал головой.
Она иступлено смотрела на него, пытаясь понять, что он пытается донести. Из глаз всё ещё текли слезы и грудь девушки судорожно вздымалась…
- Не… Не можешь говорить? – голосу Рефок вновь возвращалась уверенность.
Она часто закивала. Незнакомец не мог завершить ритуальную речь. Девушка чувствовала, как произнесённые слова замерли в подвешенном состоянии. В таких ситуациях мог помочь только глава племени или жрица Храма, которым принадлежал обязательный участник. И никакая причина – даже смерть – не могла стать оправданием незавершенности. Таков был закон.
- Ты идёшь в храм? – дрожь продолжала одолевать её но потихоньку сходила на нет.
Он утвердительно кивнул.
- Я тоже. Там… - она в последний раз судорожно вздохнула. – Там мы и завершим.

***
Кота переминался с ноги на ногу.
Гости не торопились. Двое путников были вымотаны долгим подъёмом и жарой.
С самого начала мальчик видел только мужчину, поднимающегося от подножья. Кота было подумал, что пыль в глазах да горячее солнце сыграли с ним злую шутку, растеребив надежду, но черная точка ползла по лестнице и лишь ненадолго исчезла из поля зрения, чтобы вернуться с попутчицей.
Девушка шла с непокрытой головой, и это было плохо. Парнишка сбегал к роднику и притащил к выход целую бадью воды, прекрасно представляя, каково путникам в затянувшемся подъёме.
Он не смел оставить храм – жрица бы пришла в ярость не окажись Кота рядом, когда бы она его позвала. Так что мальчишке только и оставалось, что ждать гостей на пороге.
Минуты перетекали в часы. Солнце двигалось через небосвод, опускаясь к горизонту у него за спиной.

- Сыны пустыни придут вслед за бурей,
Сломают привычный порядок вещей…
И всё, что было ошибкой судей,
Утонет в потоке старых дней…

Кота перестал следить за гостями и рассеял своё внимание вдоль далёкой линии горизонта. Океан песка больше вдохновлял на мысли о вечности, чем о переменах. Вот если смотреть на морские волны, бросающиеся на берег с самоубийственной отвагой, то только и думаешь, что о силах, меняющих мир.
Хотя, что древнее: холодные волны или горячие пески?
Он закрыл глаза, открывая другие свои чувства. Сухой воздух, наполненный запахами пустыни. Далёкий шелест стекающего со скалы песка. Солнце, касающееся горячими лучами загорелой кожи и светло-серой храмовой одежды.
На юге оно было беспощадно. Людям, заселявшим те территории, приходилось несладко: они строили дома под землёй и выходили на поверхность только по ночам.
Кота родился и вырос в Запретных горах – за всю жизнь он ни разу не встречал человека, но ему рассказывали, что внешне те мало отличались от перевертышей. По крайней мере, от нынешних. Различия уходили в прошлое вслед за Древними, которые их поддерживали.
Возвращения к исходному пугало стариков, привыкших к рассказам о далёких слабых предках, сумевших открыть секрет долголетия и развивших в себе и потомках необычайные по тогдашним меркам способности. Но ведь когда-то весь этот мир населяли только люди. Причём в огромных количествах.
Это Древние отклонили линию развития, вывели систему из баланса.
Ленмала не была поворотным моментом, она была скачком в бездну - тем, к чему маленький голубой шарик планеты, затерявшейся во Вселенной, не был готов.
- Управлять окружающим посредством сознания без должной моральной подготовки? Конечно, это не могло привести ни к чему хорошему. Для того, чтобы учиться на ошибках прошлого их нужно для начала совершить.
Кота открыл глаза. На лестнице рядом с ним стоял бледный образ, лишенный чётких черт. Почти прозрачная тонкая фигура была немного выше него.
Мальчик улыбнулся.
- Ты снова разделяешь нас, - образ расположился на горячих ступеньках, показав, что готов к долгому разговору. – Не боишься, что меня заметят?
- Мне так удобней…
- Что тебе нужно от меня? – голос был бесцветным, но насколько Кота знал перед ним была женщина.
Иммиладрис – воплощение Древней – была единственной его связью с храмом, где Кота жил. Послушник имел малое представление того, на что способен призрак прошлого. Их совместное существование началось тогда в Пустыне, куда старая жрица отправила непрошенного нахлебника, чтобы он стал жертвой Создателю. Хозяйка храма и представить не могла, чем всё обернётся.
- Пророчество…
Призрак засмеялся раньше, чем мальчишка успел произнести слово. Древняя прекрасно слышала песню, мало того - Имиладрис пела вместе с ним.
- Так вот откуда твой романтический настрой, - её смех звучал тихим эхом прошлого. – Ты всё надеешься, что я буду давать тебе подсказки? Буду как из ящика вытаскивать ответы на ещё не заданные вопросы? Мы с тобой это уже проходили, малыш.
Мальчик вздохнул. Попытаться стоило, пусть всё и завершилось неудачей.
Имиладрис ждала, что снова растворится в воздухе, но мальчик не собирался отпускать её так просто.
- Я очень долго не чувствовал тебя сегодня, - начал он. – Давно ты не уходила на такой долгий срок.
- Мне надо иногда сбегать из этого тела. Потребности твоей юности заставляют меня вспоминать о тех, что когда-то будоражили мой разум.
- Что ты делала?
- Искала достойного вождя… - ехидство её голоса вновь звучало почти как реальное.
- О, Создатель, - мальчик прикрыл лицо руками.
Они делили сновидения. Коте было интересно наблюдать о похождениях призрака прошлого, но с недавних пор по ночам их стали навещать мужские образы. Весна совпала с очередным периодом роста Коты. Мальчик не понимал откуда в его сердце появилась непонятная тоска и почему тело стало более чувствительным к прикосновениям, в то время как мудрая Древняя прекрасно всё осознавала. Парнишка рос в изоляции. Рядом не было ни одной дочери племени, способной утихомирить его инстинкты. Страсть, накапливающаяся в нём, грозила повлиять на сознание Иммиладрис и тем самым вывести из баланса, что было для неё равносильно смерти.
- Мне было нужно, - добавила она.
Послушник и Древняя вместе посмотрели вниз. Путники скрылись за одним из выступов скалы.
- Ты его отыскала?
- Он сам меня нашёл, - женщина подалась назад, облокотившись о ступени.
Её образ потихоньку растаял, но ощущение чужого присутствия осталось. Десять лет Кота жил, смирившись с этим чувством. В конце концов, его существование должно было оборваться ещё давно там, в самом низу, где ступени старой лестницы уходили в песок.
***
- Добро пожаловать, дочь племени, - светловолосый паренёк протянул Рефок чашу с водой.
Уставшая девушка приняла её с благодарностью. Вода приятно охладила воспаленное сухое горло. Она пила огромными глотками, всё больше наклоняя чашу. Струйка воды полилась из уголка рта девушки.
Другой гость быстро стянул перчатку и собрал стекающую жидкость в ладонь. На каменные ступени не упало ни капли. Девушка оторвалась от чаши и непонимающе посмотрела на спасителя.
Через затемнённое стекло маски невозможно было разглядеть его глаз, а сухие губы так и оставались чёрной неподвижной линией.
Недолго думая, он запрокинул голову и вылил пригоршню себе в рот, открыв его в первый раз после их встречи. Черный провал с сухими пеньками заострённых зубов, казавшихся длиннее, чем у обычных перевёртышей, наводил на мысли о чём-то сверхъестественном.
- Простите, - спохватился послушник до сих пор не способный оторвать глаз от молодой девушки. – У меня есть ещё чаша, - он быстро подобрал посудину поменьше и наполнил её из стоящей рядом бадьи.
Незнакомец замер, не решаясь притронуться к блестящей от воды чаше. Он вздохнул чуть громче и завёл освободившуюся руку за голову. Сухие морщинистые от обезвоживание пальцы медленно прошлись по креплениям головной защиты. Под нагромождение ослабленных ремней показались короткие темно-каштановые волосы. Он стянул маску, в первый раз показывая своё лицо.
Страх сковал Рефок. Мальчишка рядом тоже заметно побледнел. Улыбка сползла с лица послушника, но он всё также протягивал чашу, пусть его руки и дрожали.
«Как нужно мучить живое существо, чтобы оно дошло до такого?»
Пепельно-серая кожа плотно облегала череп. Она была почти прозрачной и неспособной скрыть узора черных пульсирующих сосудов. Щеки впали настолько, что были отчетливо видны ряды зубов. Почерневшие впадины под бровями блестели живыми немигающими глазами. Нос и уши были страшнее всего. Они казались гораздо меньше, чем должен были быть, и были сплошь покрыты сетью черных капилляров. Сухие также потемневшие крылья ноздрей трепетали от дыхание как бумага на ветру, мочки ушей истончились до такого же состояния.
Рефок с трудом оторвала взгляд от своего спутника. Она честно пыталась отдать своё внимание чему-нибудь другому, но жуткий ночной кошмар стоял рядом. Мало того - он спас ей жизнь.
Реакция послушника несколько изменилась. Он унял дрожь, в его фигуре появилось какое-то неуловимое достоинство, с лица спала гримаса ужаса, обнажая достоинство.
- Рад приветствовать тебя, сын Пустыни.
Пришелец взял чашу из протянутых рук.